В поисках меча Бога Индры - страница 51



Человечек, шагнув ближее к мальчику, гулко закряхтев, присел на корточки, да заглянув у егось зелены с карими брызгами очи, на ломанном бероском скузал:

– Зайша плока убивад… ок! плока, дак аки ды убил таво зайша… болна будид диби.

– Зайца, – с трудом разобрав о чём калякаеть жилец энтой землянки, принялси оправдыватьси Борилка, почувствовав як от сказанных услух слов загудела ударенна голова. – Я убил зайца, абы пожелвить егось.

Существо яростно замотало из стороны у сторону головёшкой, сице чё из евойного рта во все направления полётели пухлы снежинки слюны, и сердито молвило:

– Лиша мой, убивад могу тока я.

– А ты ктой таков? – поспрашал Боренька, узрев у мелких, растянутых очах человечка обиду.

– Я шишуга, – гордо вскидывая уверх свову здоровенну голову, гикнуло существо.

– Ах, – обрадованно признёс малец и пошевелил крепко стянутыми позадь столба руками. – Ты лесной дух, эт ладно… Тады ты должён.

– Я ни дука, – недовольно выдохнул человечек своим сиплым, низким голосом. – Я налода.

– Налода? – повторил мальчик, явно не понимая о чем балабонить человечек. А миг спустя разгадав то чудно слово, пожав плечьми, молвил, – обаче шишиги не народ, энто лесны духи и вони…

Однакось, рассерженно существо, протяжно закряхтев, будто тащило на собе чавой-то весьма не подъемно, протянуло правую руку уперёдь да махонисто расстопырив пальцы, короткими, крепкими и малёхо загнутыми когтьми, на вроде звёриных, прибольно стукнуло мальчишечку у лоб сице, шо от вэнтого удара у тогось наново закружилась голова. Человечек, мгновение помедлив, верно позволяючи Бориле проморгатьси, произнёс:

– Я ни шишига, а шишуга… ни дука я, а жидил лиша… Моя налода очинно дливня. Мы налода ни дука… И мы лубим лиша, звиля, пдиша. Мы укаживаим за озилами, лодниками, клучами и ни позваляем даким аки ды, убивад зайша, и не дока зайша.

– А, сице вы выходють не духи, вы люди, – поморщившись от тогось крепкого да болезного удара об лоб острых, словно острие стрелы, когтей, закалякал Борилка. – Я уразумел… уразумел… вы народ, шишуги. От-то я и не ведал, шо такой народ есть… думал шишиги энто таки масеньки духи лесны, охраняющи корни деревов от зла усякого, того, шо из Пеклу у Бел Свет иноредь хаживает.

Шишуга поднялси с корточек и выпрямившись посотрел на отрока свёрху униз, да покачал головой, ужось правда не так яростно, посему слюна стекающая по подбородку, не разлетелась в стороны, а лишь, сорвавшись с него, юркнула кудый-то ближее к земляному полу, и принялси разъяснять:

– Шишуги налод, и он окланяит колни диливив од злобнык лудий, кодолыи пликодяд в наши лиша, абы лубит дилива, убивад зайша и пдиша.

– Я убил зайца, занеже был голоден, жёлал пожамкать, – ответствовал мальчик, стараяся втолковать такому сёрдитому человечку, шо ни о чём дурном, ни помышлял.

– Гы… гы… гы, – загигикал шишуга, и потер меж собой волосаты ладошки. – Голодин… и я голодин, подому съим дибя. Ды болшой и дакой кушный.

– Неть! неть! – испуганно вскликнул Борилка припоминаючи полученный по лбу удар, и понимая, шо человечек кажись ня шутить, да дёрнулси уперёдь намереваяся разорвать связывающи егось путы. – Я вовсе не кусный, и шамать мене не стоить… зане я до зела горький… горький. Тьфу и у роть неприятно брать.

– Кгы… кгы… кгы, – тяперича шишуга не смеялси, а похоже закашлял. – Кушный… кушный.

Существо казало те слова да немедля развернулось и медленной поступью, усё ащё покашливая, пошло тудысь у тёмну часть землянки. А Борила узрев уходящего шишугу, ощутил аки на голове у няго сами собой поднялися дыбом волосы, по коже спины колкой волной пробегли крупны мурашки, и во душе, на какой-то сиг, появилси дикий ужас, жёлающий вырватьси из приоткрытого рта. Токмо малец поспешно сжал плотно уста и принялси шибче рватьси воперёдь, стараясь разорвать ужу связывающу руки.