Я неправильно выразился – зрачки у старца отсутствовали вовсе. Это и впрямь страшно: когда на тебя смотрят, а зрачков… Нет!
– Испугался? – заботливо, явно стараясь казаться дружелюбным, спросил старик, так и не отвернувшись. Наверное, он хотел, чтобы я привык к нему… Такому. Я, как завороженный, не отрываясь, таращился в белый кошмар.
– Скорее, непривычно, – соврал я, хотя дрожь в голосе не могла утаить чувств, заставляющих мышцы каменеть, а сердце бешено колотиться.
– Страшно-страшно. Вижу, – ответил он за меня.
– А можно спросить еще? – стараясь перебороть страх, выдавил я из себя.
– Ты теперь каждый раз, прежде чем задать вопрос, будешь спрашивать разрешения? Тогда я тебе наперед разрешаю. Спрашивай!
Я замолчал, стараясь понять, обиделся старик или забавляется со мной, но так толком и не придя к определенному выводу, больше не стал медлить:
– Вы можете видеть?
– Видеть? – в своей манере переспросил старец, и наконец-то отвернулся, вновь взявшись за свою палку, помогая костру догореть как можно быстрей. Почти все угольки угасли, и комната почти не освещалась.
Будто только сейчас заметив это, он сказал:
– В углу лежат дрова. Подкинь их в костер, пока он окончательно не потух.
И, действительно, в одном из углов была навалена куча каких-то палок. Я поднялся и подошел к ним. Почему-то подумалось: на месте этой свалки когда-то стояла большая белая кровать.
Куча состояла из разобранной и разбитой на части мебели. Без труда можно было различить ножки столов и стульев, ручки кресел, картинные и выдранные «с корнем» оконные рамы. Этот хлам занимал весь угол.
Пока я тщательно подбирал, что сжечь, а затем пытался раздуть огонь, старик начал рассказывать.
То, что это его история, а не очередная короткая фраза в несколько предложений и не философская загадка, которыми он предпочитал изъясняться, стало понятно по интонации. Интонации личной истории. Он вещал, словно нес драгоценность, от которой зависела его жизнь.
– Вижу я хорошо. Все вижу, но не совсем так, как, например, ты. Как бы это объяснить? – задумался старик. – Я не вижу объемно, в цвете, не вижу материю. А вижу, из чего состоит человек или предметы, возникающие передо мной. Если говорить еще точнее, то я вижу вопросы.
– Вопросы? – не понял я.
– Да, самые обычные вопросы. Если взять тебя, то сейчас ты сплошь напичкан непониманием, удивлением и ощущением потерянности, а все это создает вопросы. Очень много. Вот их-то я и вижу – они сами всплывают у меня в голове. Причем многие из них ты даже не успеваешь осознать: один возникает – и сразу же на его место приходит другой, более важный, более сложный. И так все время. Вот и получается, что я тебя знаю даже лучше, чем ты сам себя. Ведь человек – это то, какого качества и уровня сложности вопросы он себе задает.
– А предметы? Ведь Вы сказали, что и их видите тоже?
– Конечно, вижу, – ухмыльнулся старец, не отрывая пустого взгляда от вновь разгоревшегося огня. – Ты что думаешь, вещи и природа не задают себе вопросов?! Еще как задают! Зачастую даже поинтереснее и поважнее, чем некоторые из людей!
Он потревожил горящие палки. Костер возмущенно выплюнул искры.
– Именно так я и узнаю, кто или что передо мной. Поверь, это не хуже, чем иметь глаза.
– Откуда Вы знаете, что лучше? Или Вы помните из земной жизни, каково это – видеть глазами?
– А с чего ты взял, что, попав сюда, я не мог нормально видеть?
