Быстро подошли Ковальчук и Никульский. Поехали дальше и без приключений добрались до Терентьевского поселкового отделения милиции. Зашли в здание. За стеклянной перегородкой в маленьком закутке дежурный старлей, участковый и третий, тоже в форме, обедали – из одной кастрюльки по очереди выуживали пельмени.
– Ну что, – делово сказал Маштаков, – поехали! Нам нужен участковый и опер.
– Насчёт опера мне ничего не говорили, – с набитым ртом, шамкающе ответил дежурный Кирсанов.
– Организа-а-ация! – похвалил Миха дежурного и пошёл на улицу прочь от дурманящего запаха «Богатырских» пельменей.
Поселкового оперативника, который должен был объявиться через час, дожидаться не стали. И так полная кибитка. Дальше поехали с участковым и прихваченной короткой, почти детской лопаткой. Другой в ПОМе не нашлось.
В начале третьего были в Соломино. Сориентировались быстро: вон мужик в пиджаке, а вон оно – дерево[14]. Ворота третьего от сельмага дома были угрожающе наклонены на улицу, но при этом закрыты. У следующего пятистенка на лавочке сидели бабка с дедом. Маштаков с Ковальчуком подошли к ним и поздоровались. Дед оказался глухой, показал себе на уши, помотал головой.
– Бабушка, а Виталька Фадеев в каком доме живет? – спросил Ковальчук.
Виталькин дом оказался тот самый, с падающими воротами, приметный. Все его обитатели – сам хозяин, Вовка, Вика и Олька, с бабкиных слов, пропали в одночасье недели три назад в неизвестном направлении.
– А вот говорят, будто Ольку убили? – напрямую зарядил Миха, прилаживаясь перед завалинкой на корточках.
– Дык говоря-ат, – не стала отрицать бабка и добавила: – Только я ничё не знаю…
– А я вот не верю, – встрял глухой дед. – В Вязники она уехала, домой к себе.
С бабкой оперативники прошли к другим соседям, у которых застали в гостях продавщицу. Переговорили с ней на кухне. Информация полностью подтверждалась и Маштаков успокоился.
«Ай да Ирэн! Так и придётся с ней на следующей неделе обязательную программу исполнять!»
Пока Миха с Ковальчуком беседовали с Виталькиными соседями, Николаев на пару с участковым справились с воротами.
Все вместе прошли во двор. Входная дверь в дом была закрыта на навесной замок. Двор тоже заперт, но изнутри.
– Может, они в доме затаились? – предположил Маштаков.
Соседка – не первая бабка, а женщина помоложе, в пределах шестидесяти, косоватая – сказала:
– Он матери сулил повеситься. Виталя-то… Может, он там повешенный висит?
Огород был запущенный, как заповедник, но картошка на его территории произрастала. Неполотая, с чёрной дикой ботвой. В два ряда стояли лохматые капустные кочаны. На задах темнела баня, около которой высилась куча прелой соломы.
– Здесь что ли? – подумал вслух Миха.
– Говорят, на четвертой гряде они её закопали, – громко прошептала продавщица.
Маштаков подумал: «Не найдем ничего, так не бывает».
Сосед принес вилы. Ковальчук начал откидывать ими солому в сторону. Под соломой обнаружился невысокий земляной холмик, от вершины которого лучами расходились трещины. Ковальчук попрыгал на возвышении, земля у него под кроссовками зыбуче заиграла.
– Да, тут есть чего-то! – сказали вслух разом сосед, бабка, участковый Корбут и Миха.
Ковальчук ткнул вилами в землю и сразу, диффундируя, сильно пошел запах разлагающейся органики.
Вилы заменили лопатой, чтобы не наделать дырок. Копали по очереди Ковальчук и участковый. Работали недолго, минуты.
