– Молотков Борис. Второй, наверное, брательник его, Костя.
Светик напряглась. Фамилию такую – Молотков – она слышала на рынке.
– Может, мы зря связываемся? С крутыми?
Оперативники насели со всех сторон.
– Да вы чего, девчонки, закроем эту мразь в два счёта! Надолго! Никто вас не тронет! Охрану обеспечим.
Мужики молодые, здоровые, говорливые… как устоять!
На следующий день после передачи «меченых» денег (деньги их со Светиком, разумеется, вернули только через месяц, после всех формальностей), бандитов повязали. Совсем как в кино показывают, в «Шестьсот секунд», наглыми харями – в сугроб, собаками расписанный. Сколько страху тогда они натерпелись!
Она даже сына Лёвушку из садика вывела, к матери в деревню увезла от греха. Никто к ним, однако, не сунулся, только на суде косились такие же бандюки. Но там вокруг оперативники из «шестого» отдела были и ещё собровцы из Андреевска – в камуфляже, в масках. В суд их со Светиком привозили на машине и увозили так же. Ха, один молодой оперок, Паша, всё в гости к ней напрашивался, настойчиво так. Под предлогом обеспечения безопасности. Хороший мальчишечка, свежий, смугленький.
Ире он глянулся, но пригласить его боялась. Мишки боялась, потому как виды на него имела серьёзные. Но ему тогда всё некогда было, не звонил неделями.
Всего два раза у неё с этим Пашей и получилось, – физиология, она своего требует.
В итоге дали бандитам за вымогательство по пять лет, а Ленке Свистуновой как подстрекательнице – три условно. Свистунова, стервозина, ещё когда следствие шло, деньги им со Светиком вернула, смягчение себе перед судом зарабатывала.
А потом у Миши чёрная полоса началась. Нет, он и раньше много на грудь мог принять. Но на следующий день брал себя в руки, выхаживался, шёл на работу. А тут забил на всё. День, два, три пьёт. Как начинает с утра с пива, так за день несколько раз до соплей наберётся, потом протрезвеет немножко и снова здорово: «Ира, сбегай в лавку. Возьми маленькую и пива». Это, конечно, хорошо, что он ночевал у неё, но ей мужик требовался нормальный, а не Кирюша номер два. Потом на пьяную лавочку у него на сексе крыша съехала. Неведомо что хотел. Стыдно вспомнить, чего и выделывали… ни с одним мужиком она ни до, ни после на подобное не отваживалась. А всё потому что шибко умный, слишком книжек много читает. И пил он не весело, как другие, а отчаянно, как будто последний день Помпеи встречал.
На почве пьянки прогнала она его. Миша ушёл, – оказалось потом, что не домой направился, а дальше куролесить. Беда с ним вышла, порезали его в одной непонятной компании, жив остался чудом. Шрам с тех пор на боку имеет ужасный. У Иры каждый раз, когда она шрам этот увидит, пальчиками потрогает, в животе леденеет, ноги подкашиваются.
Скандал разразился. Миша не признавался, что да как с ним вышло. А человек он не последний в городе, начальство его терзает. В итоге разобрались и попросили Мишу по собственному из прокуратуры. Он сразу согласился, значит, сильно в пушку у него было рыло. Болтали в городе, что, дескать, на чужую женщину он тогда позарился против её воли, за что и получил.
«Господи! – взмолилась тогда Ирка. – Ну чего ему, идиоту, не хватало? Всё ведь позволяла! Кроме анала».
Как давно это было…
Потом их отношения то умирали, то вспыхивали вдруг, как птица Феникс. Она второй раз замужем успела побывать. Венчалась, думала – венчанная грешить не сумеет. На какое-то время действительно помогло. Сколько раз Мишка звонил, уговаривал: давай встретимся. Она – ни в какую. Потом Рома, муж второй, испортился, гулять стал, и она в отместку с Мишей, старым другом, который борозды не испортит, Роме рога наставила. А в прошлом году Рома к другой бабе от неё ушёл с концами. Ладно бы к молодой, а то к её ровеснице и тоже с ребёнком.
