В Портофино, и там… - страница 28

Спорить по поводу этажа я не стал, тем более, что предстояло обсудить еще ворох деталей, распределить обязанности по добыче необходимого реквизита, назначить день, определить час… Если честно, то в идее с первым этажом я и сам обнаружил изъян, там рядом библиотека и медпункт, вечно кто-нибудь ошивается, хотя медпункт – это скорее плюс.

Шумпоматери был Ихтиандром уже по щиколотку. Он стоял в серых носках, насосавшихся влаги до полной потери формы и серебристом новогоднем костюме космонавта, только без шлема. Временами он мелко вздрагивал – вода, бурно вытекающая из пропущенного через открытую форточку шланга, была холодной и с каждой минутой становилась все холоднее.

Сперва, когда внутреннее окно еще было открыто, Шумпоматери встал лицом к городу или к «перспективе» как он выразился сам, и тут же возненавидел ее, волчком крутнулся на месте, жалея, что не согласился на первый этаж с видом на забор. Сейчас он старался не думать о страшной высоте за спиной. Увиденная мельком картина схватилась в мозгу, как пальцы, испачканные клеем «Суперцемент», и даже с открытыми глазами и видом на курносые писуары он всё равно летел вдоль трамвайных путей вплоть до площади Октябрьской революции, где все заканчивалось трагически и необратимо. Закрывать глаза вовсе не стоило, это он чувствовал и без экспериментов. Шумпоматери старался реже моргать.

«Чего это он так таращится – думал я про себя, но приставать с вопросом к приятелю не решился. – Наверное, от холода». Ко всему прочему, стекло было толстым, вода шумела, а громко кричать не стоило – услышит ещё кто-нибудь. И без этого на душе было неспокойно. Вроде бы и табличка «Ремонт» на дверях туалета красуется, швабра блокирует изнутри дверные ручки, а неспокойно.

Уроки в их пятом «А» давно закончились, конец перемены для старшеклассников отзвонили минут двадцать назад и свежий табачный дух еще не успел окончательно выветриться из туалетной комнаты.

«Хорошо было бы еще дыма между рам напустить, – подумал я и пожалел, что Шумпоматери такой ярый, «идейный» борец с курением. Божится, что ни разу не пробовал; поэтому, наверное, такой бескомпромиссный. Отношение к табаку было единственным, что нас разделяло. При Шумпоматери я не курил и даже на прошлой неделе выдержалсдержался, не похвастался, что стащил у отца пачку «Трезора», припрятанную теперь в подъезде за батареей. Мой друг обещал, что «честно заложит» меня с курением родителям, если увидит, а я другу доверял, дружбы без доверия не бывает. Из-за него чуть не до самого окончания школы курильщик из меня был не ахти какой, слишком много времени мы проводили вместе.

Когда Ихтиандр оказался погруженным по грудь и с трудом растягивал в улыбке посиневшие губы, вода, с самого начала сочившаяся на стыках рамы, полилась наружу сильнее. Меня это не беспокоило – прямо под подоконником она исчезала под решеткой, закрывавшей сточное отверстие в кафельном полу. Кто же в минуты триумфа думает о том, что происходит снаружи, на улице?

Учителю труда или Трудовику, как для простоты его называли в школе, в очередной раз стало душно, тесно, а главное сильно муторно на рабочем месте. Располагалось оно в мастерской, выстроенной в углу школьного двора, недалеко от торца основного здания. От того самого торца, в котором находились мальчуковые туалеты. К одноэтажному зданию барачного типа и тянулся пресловутый белый забор, повлиявший на решение Шумпоматери подняться этажом выше, о котором он уже перестал жалеть – холодно было так, что все страхи превратились в кристаллы льда, не таяли, выпали в осадок и не собирались растворяться.