У нас в районе пятидесяти минут, за которые приходится снова мяться с документацией. Терпеть это не могу, потому что бумажки убивают всю романтику, но приходится. Обещал Андрею взять эти обязанности на себя в крайние его рейсы со мной.
И вот, лайнер заправлен, новые пассажиры в салоне, а бортпроводники полностью готовы к взлёту. Обратно передаю управление Печорину. Оставляю пиджак на кресле и выхожу из кабины.
И сразу же встречаюсь с растерянной Яной, рукой, тянущейся к бутылке с минералкой, стоящей в тележке бизнеса. Прохожусь по ней изучающим взглядом, задерживаясь на участках идеальной девичьей кожи, а когда останавливаюсь на лице, что уже пылает от смущения, не могу сдержать довольной ухмылки. Её реакция на меня начинает забавлять, вызывая несвойственный интерес.
А когда оковы наших взглядов разрываются, вдруг, отступив назад, Яна почти спотыкается и чуть ли не падает, но я успеваю схватить её за руку, неосознанно притянув к себе и вернув в вертикальное положение.
– Осторожно! – раздражённо выдаю я, но из объятий не отпускаю. – Порядок?
– Д-да, – приглушённо лепечет Котёнок, упёршись ладошками в мою грудь.
– Если ты теряешь голову от меня, Колесникова, нам противопоказано летать вместе, – тяжело сглотнув, грубо хватаю её за подбородок, вглядываясь в широко распахнутые глаза.
На секунду она прикрывает их, а когда распахивает, вижу в её расплавленном серебре такой взрыв эмоций, что хочется испить её до дна. Поглотить всё её чувства, пропустить через себя. И эти глаза. Я не ошибся, они мне знакомы. Знакомы, как и эта девчонка, так правильно и удобно ощущающаяся в руках, как будто родилась, чтобы быть в моих объятиях.
Она тоже смотрит, не отрываясь. Кажется, собирается что-то сказать, но я не позволяю, отстраняя Яну от себя, прежде чем развернуться и уйти.
А зайдя в уборную, глядя в зеркало, аккуратно притрагиваюсь подушечками пальцев к шее, куда почти уткнулись её губы. Улыбка на моём лице превращается в оскал.
Я передумываю. Слишком много вопросов к этой девчонке. Вероятно, однажды, она сама пришла ко мне, а я великодушно отпустил её. Сегодня у неё снова был шанс сбежать. Но маленьким мотылькам свойственно глупо лететь на огонь. И сейчас она окончательно потеряла свой шанс на побег.
Теперь я не позволю ей скрыться, пока я не смогу убедиться в своей правоте. Пока она мне не наскучит. А после… Что ж, я оставлю её, как и десятки других до, и десятки других после, без надежды на возвращение. Потому что я всегда ухожу, руша всё за собой.
Яна.
– Да что за день такой? – сокрушается Анатолий возле тележки. – Сходишь за минералкой в бизнес, Колесникова? А то та мамочка с двадцать первого, меня живьём сожрёт. Опять кнопку нажала. Просил же подождать пару минут!
У нас в экономе закончилась вода. Такое редко бывает, но всё же случается.
– Нет проблем, – улыбаюсь я, мысленно посылая коллеге лучи спокойствия.
На обратном рейсе ему не очень везёт. По стороне Борисова, из Екатеринбурга летят очень неспокойные пассажиры: бабуля, причитающая на весь салон, что умрёт при каждом малейшем движении самолёта, мальчишка, упорно весь полёт пинающий кресло впереди сидящего пассажира, очень неспокойный младенец, из-за плача которого минутами ранее устроила скандал та самая мамочка вышеупомянутого мальчишки, что с самого вылета гоняет Толю за минералкой, а ещё мужчина-сердечник, за которым приходится постоянно следить. У меня же на удивление все спокойные, если не считать неприятного мужичка, пытавшегося уже три раза узнать «сколько стоят дополнительные услуги стюардессы», подразумевая под этим всё самое неприличное, о чём можно подумать.
