Вообще-то, «ванная» в третьей квартире в ожидании чугунной ванны не оставалась пустой: совершенно не сговариваясь, все сносили сюда ненужные предметы, которые жалко было выбросить, пока за короткий срок она не была фактически превращена в кладовку. Летом здесь складывали зимние вещи: валенки, тулупы, ватные штаны, санки, лыжи – а зимой – летние: телогрейки и болотные сапоги, корзины для грибов и ягод, удочки и самодельные самокаты. Кроме того, здесь всегда стояло два-три мешка со стланиковыми – вроде кедровых, только мельче – шишками и несколько полутораведерных бутылей, в которых бродила брусничная настойка. В зависимости от сезона мешки, будто тяжело дыша, опадали и наполнялись вновь, а уровень насыщенного, красного цвета жидкости в бутылях повышался по самую горловину или падал до высоты нескольких сантиметров от дна – но никогда содержимое мешков или бутылей каким-то волшебным образом не истощалось полностью. Конечно, волшебством это казалось лишь детям, часто использовавшим данное помещение во время игры в «прятки» и заходившим сюда еще для того, чтобы наполнить карманы шишками: высыхая в тепле «ванной», шишки легко лущились и осыпались вкусными, пахнущими хвоей орешками прямо в подставленную детскую ладошку – это не возбранялось и даже приветствовалось взрослыми, так как стланик был хорошо известным антицинготным средством, а его орехи, богатые белком, сахаром и маслом, по сути дела являлись природными конфетами наивысшего качества. Что категорически воспрещалось детям, так это прикасаться к бутылям с настойкой, но Мишка не раз нарушал запрет и даже испытывал на вкус их содержимое, а однажды дал испробовать по капле необыкновенного напитка и брату с Юркой. После этого ему здорово попало от родителей, и бутыли были подняты с пола на стол (старый, перекошенный, стоявший там же, в «ванной»), на недосягаемую – теоретически – для Мишки высоту… Взрослые тоже часто заходили в «ванную» – собираясь за грибами или на лыжах, в поисках затерявшегося ботинка или для того, чтобы в преддверии посиделок нацедить из бутыли брусничной настойки. Настойку эту они пили не в чистом виде, а предпочитали «разбавлять» спиртом: от нескольких капель на стакан для женщин до нескольких капель «брусничной» на стакан спирта – для мужчин. После стакана розового напитка каждый из участников посиделок розовел лицом и превращался в горячего спорщика, так что диспуты затягивались далеко за полночь. Спорили о чем угодно, избегая лишь политических вопросов, и это не было проявлением недоверия друг к другу, а являлось, скорее, следствием соблюдения негласного правила, распространенного в здешних интеллигентских кругах, согласно которому разговоры о политике считались неприличными, слегка отдающими провокацией, что ли. Когда дискуссия принимала особенно шумный и яростный характер, из «ванной» выскальзывал Арей и, щурясь от яркого света голой лампочки, молча усаживался за круглый стол, установленный на нейтральной территории, посредине прихожей, потому что в жилых комнатах в этот час уже спали дети, а на кухне было слишком тесно и пахло керосином. Арей выпивал свой стакан, закусывал селедкой, заедал жареной олениной с пюре из сушеной картошки, мало-помалу начиная вставлять свои реплики. Он говорил тихим голосом, увлеченные спорщики, казалось, его не слышали и вообще не замечали, но совершенно нейтральный разговор, ранее касавшийся древнейшей истории, например тайны строительства египетских пирамид, в его присутствии вдруг приобретал острую злободневность и неизбежно переходил от древнего рабовладения к современным рабам Севлага
