В предчувствии апокалипсиса - страница 31

Сейчас многие идут по простому пути: с миру по строчке, с миру по нотке – автору песенка. Этакая среднестатистическая жвачка. В стихосложении – то же самое. Поэтому везде, где мне приходится работать, я насаждаю поэтические мастерские и стараюсь объяснять, что до них это уже написано и написано значительно лучше. Сижу и делаю себе врагов. Но меня утешает то, что я считаю себя цепным псом, в последнем окопе, на последнем рубеже обороны русской словесности. Кто-то же должен быть «кровавой собакой». Так пусть ей буду я.

B. C. Недавно ты побывал в Иркутске на литературном празднике. Поделись впечатлениями. Как сибиряки ощущают себя в русском общелитературном пространстве?

В. Ш. Русского общелитературного пространства не существует. Нет объединяющей силы. Существуют острова, островки и болотные кочки. Сибиряки обижаются на столичных, что те, приезжая к ним, разговаривают с ними «через губу», а то и вообще считают это ниже своего достоинства. И постепенно наступает тьма – это когда совсем нет света. В итоге центральный книжный магазин Иркутска называется «Лас Книгас», а вокруг всё Эльдорады, Манхеттены и прочая англосаксонская латынь. Я называю это бытовым провинциальным сатанизмом. Учебным процессом в ВУЗах в основном руководят представители маленького гордого народа, откуда вытекают и литературные приоритеты. Но самое страшное, что сейчас происходит в нашей литературе – это подмена понятий. Ничтожество выдаётся за идеал, а настоящее замалчивается и, более того, втаптывается в грязь. Есть такой истинно русский промысел – еврейская экспертиза.

Никто кроме нас в этом не виноват. Там промолчали, тут отступного взяли, здесь бездарность поощрили. Глядь, а капитан Лебядкин – уже гений, да плюс к тому и руководит писательской организацией и пользуется поддержкой руководства. После такого «литературная трава» ещё лет 20 расти не будет. А имя им – легион. И всё-таки – стоять надо. Будем стоять.

В жаркое и пожарное, удушливо-дымное лето 2010 года мы встретились в Москве с Анатолием Анатольевичем Парпарой – поэтом и историком, лауреатом Государственной премии РСФСР имени A. M. Горького, профессором, главным редактором «Исторической газеты». На следующий день он уезжал на Кавказ. Мы уединились с Анатолием Анатольевичем в пустынный подвальчик небольшого, но очень уютного кафе. В зальчике мы были одни. Обедали, и разговор наш незаметно перешёл на важные и принципиальные темы – художник и его ответственность перед своим народом, поэзия и осмысление исторического пути России. Вот тогда я и включил свой диктофон.

Валерий Сдобняков. Для меня всегда было некой загадкой то, как люди окунаются своим сознанием в глубину далёких веков, в историческое прошлое. Почему их тянет разобраться в том, что происходило задолго до нас? Почему, наконец, некоторые поэты становятся историками? Я могу привести тому целый ряд замечательных примеров от Державина до… Парпары! Почему они пишут не только стихи и статьи по истории России, но проводят глубокие исследования, издают основательные исторические труды, популяризируют историю через созданную для этого «Историческую газету»? В итоге история для поэтов становится смыслом жизни. В чём здесь скрытая взаимосвязь?

Анатолий Парпара. Во-первых, мы сами носители истории на генетическом уровне. Другое дело, что заложенное в нас любопытство, которое интересуется, тяготеет к изучению своих корней, в каждом отдельно взятом человеке может реализоваться, а может и нет. Она может забиться последующей человеческой жизнью. Или, напротив, человек начинает её культивировать, взращивать в себе. Ну, к примеру, я с детства полюбил историю. Для меня в школе получить четвёрку по истории было равнозначно наказанию. До сих пор не могу понять, почему это со мной происходило, но история мне всегда была близка. Однако история на таком школьном уровне близка многим. Вот вы спросили, почему я создал и стал редактировать «Историческую газету»? Действительно, по профессии я журналист, служил военным моряком, работал на заводе им. Хруничева, который известен сейчас как космический центр, и вдруг посвятил себя истории, создал необычное издание, которое выходило тринадцать лет.