В пульсации мифа - страница 21



Она просыпалась, выходила на высокое крыльцо дома, и первое, что встречала, – утопающий в цветах соседний двор. Там женщина высаживала разноцветные вьюнки. А изгородь и стена её дома были увиты плющом. Дом был обнесён забором, тоже увитым зеленью и цветами. Лида приходила туда, останавливалась на дорожке внутри этого цветущего мирка с замиранием сердца и не могла ни надышаться цветами, ни налюбоваться ими. И такой медовый запах стоял во дворе – не хотелось покидать это райское местечко. Всегда приветливо встречала её хозяйка цветника. У неё не было детей, она подружилась с гостьей. Прополоть вместе клумбу, полить цветы – удовольствие.

– В нашем доме в тот период было и красиво, и чисто. Даже с домработницей жили. Отчим всегда работал начальником, и так было в те годы принято у занимающих посты. В доме запомнился расписной деревянный сундук, узорами он походил на огромную шкатулку. В нём лежали платья, одно – лучше другого, мамины и мои, отрезы шёлковых и крепдешиновых тканей. Мама мне постоянно шила, как и себе. Каждый день начинался с обнов. В комнате стояло высокое трюмо в деревянной резной оправе. Таня, и твоя бабушка, собираясь куда-нибудь, наряжалась, сплетала свою косу перед ним. Потом надевала туфли на высоких каблуках и уходила из дома. Я смотрела ей вслед с восхищением.

Сколько раз мне доведётся ещё про бабушку это слышать! И всё было мало: говори, мама, говори о ней, узнавшей после «почём фунт лиха»…

– Не переводились в доме фрукты, сладости. Всё было в изобилии. И как война это всё уничтожила?!

Из просветов взрослой жизни – 1955-й год.

– Меня направили в Москву учиться на курсы сушильного мастера. Вдруг ожили школьные навыки, с удовольствием готовила задания, охотно отвечала на занятиях. Отличница, и такая успешная – единственная на курсах!

Я с трепетом открывала её свидетельство, хранимое в фотоальбоме, там она аттестована на пятёрочки: настоящий специалист.

– Когда вручали документ в торжественной обстановке, директор сказал: «Вам надо непременно продолжить учёбу».

Я знала, что она в школе не успела решить, кем станет: все планы и мечты пресекла война.

– А детская-то мечта была, до школы? – допытывалась я упорно.

– Была, – отозвалась быстро мама и как-то смущённо засмеялась, и затихла.

– Какая же? – не отступала я в своём любопытстве.

– Мешок пряников купить, когда вырасту и стану работать.

– Большой?! – засмеялась я.

– Да, как мешок для картошки!!!

– А купила?

– А кто бы мне позволил?! – мама тяжело вздохнула. – Моими деньгами распоряжались родители. Я же без преувеличения говорю тебе: нищета была страшная. Так и с учёбой… Стоило вернуться домой – забыла тут же про все свои мечты и счастливые моменты: всё время приходилось выживать. Валя – студентка, остальные дети – школьники. Отец же умер… Что там его пенсия: одна – на всех?!

И такие воспоминания – по кругу, тысячу раз за нашу с ней жизнь под одной крышей или за время наших встреч, когда я приезжала к ней в отпуск. Только с годами всё больше я уклонялась от этих чёрных, отравляющих меня вконец откровений: про бедность, безрадостность, но особенно – про дикие наказания отчима. Слишком терзали они моё сердце – словно пытались отбросить и на меня свою гигантскую зловещую тень. Тяжёлые впечатления заслоняли горизонт, отравляли сознание, отнимали силы.

А вот разговоры о Виталии спасали – несли свет и мне.