Войдя в номер, Надежда бросила ценную ношу в угол, уселась в удобное кресло и какое-то время сидела неподвижно, запрокинув голову и закрыв глаза. Ноги гудели от усталости. Она опять громко засмеялась, вспомнив о своем приключении с усатым майором Володькой. Со стороны это могло показаться странным, но, к счастью, никто ее сейчас не видел.
Потом она с удовольствием приняла душ, наслаждаясь горячими упругими струями, массировавшими тело. Говорят, холодная вода снимает усталость. А Надежда любила горячую воду – такую, чтобы пар шел! Смывая накопившееся за день напряжение, она уносила тревоги и грустные мысли…
Завернувшись в пушистое полотенце, вышла из ванной, блаженствуя, растянулась на кровати.
«Как хорошо, что никого еще нет, – подумала Надя, – можно немного побыть одной, отдохнуть…»
Надежда любила иногда посидеть в тишине, наедине со своими мыслями. Одиночество было для нее продуктивным временем: никто не мешал обдумывать важные вопросы или просто грустить, размышляя о сокровенном и мечтая о будущем.
Из маленького радиоприемника на стене слышалась знакомая песня, и Надя легко поддалась лирическому настрою, который она навевала. Чудный голос Анны Герман пел о белой черемухе и трелях соловья, вселял надежду на приход новой весны и счастливой любви…
Надино сердце сейчас было свободно, и она ценила это временное затишье в чувствах: можно спокойно радоваться жизни, ощущая себя гордой и свободной птицей. Но, как всякая истинная женщина, она снова была готова безоглядно, как в омут с головой, броситься в любовь… если, конечно, таковая случится.
«Что-то я растрогалась… как-то некстати! Некогда мне о такой ерунде думать», – решила Надежда и заняла свои мысли предстоящей работой.
Увы, одиночество при ее образе жизни было непозволительной роскошью. Друзья-партийцы вернулись с прогулки. Ирина открыла дверь своим магнитным ключом-карточкой и зашла в номер.
– Вы здесь, Надежда Владимировна? – спросила девушка, как будто не ожидая застать наставницу.
– Здесь. Как прогулялись? Где побывали?
– Ой, где мы только ни побывали! На Красной площади, в Кремле, в Александровском саду, на Старом Арбате! Хотели в Бриллиантовый фонд пойти, но не успели, – восторженно рассказывала Ирина, оказавшаяся в столице первый раз.
– В какой фонд? – засмеялась Надежда. – В Алмазный, наверное?
– Да, наверное, – согласилась девушка, – там еще знаменитые сокровища Российской империи хранятся…
За ужином Надежда рассказала соратникам-землякам о сдаче подписей и о том, как вручила сумку незнакомому усатому мужчине, приняв его за однопартийца.
– Ну, Устинова, ты даешь! – выдохнул возмущенный Надиным легкомыслием Серега. – Прямо даже аппетит испортила! – несмотря на крайнее возмущение, он отчитывал Надежду в обычной своей шутливой манере.
– Тебя и на минуту одну оставлять нельзя, Надюха! У тебя партийные деньги из-под носа уводить станут, а ты будешь только смеяться! А что людям дома скажешь? – он просто кипел от негодования. – Как расплачиваться-то будешь? Тебе сколько работать за эти деньги?
Надежда молчала. Она уже пожалела, что рассказала друзьям об этом случае.
– Где у тебя мозги-то были, Надюха? – продолжал распекать ее Серега. – Ты же почти кандидат наук! Я думал, что кандидаты наук как-нибудь посерьезнее бывают!
– Ну, вот как только защищусь – сразу «как-нибудь посерьезнее» стану, – ответила Надежда.
