Вдруг на голубовато-сером экране появилась тоненькая фигурка девушки. Она выскользнула из номера и исчезла в лифтовом холле…
– Ирина! – воскликнула Надежда.
– Час пятнадцать минут, – комментировал запись начальник охраны, – теперь посмотрим, на каком этаже она выйдет.
Надя не ожидала такого поворота событий. Камера наблюдения, установленная на первом этаже возле лифтов, зафиксировала Ирину, покидавшую кабину, в час восемнадцать минут ночи.
Другая – в час двадцать восемь минут. Девушка заходила в боулинг-клуб в обществе незнакомого смуглого мужчины лет тридцати пяти – тридцати восьми. Надежда похолодела. Ей казалось, что ноги не послушаются, если она вдруг захочет подняться. Сердце громко стучало, что не мешало мыслям метаться, перебирая версии случившегося – одну страшнее другой.
Онемев, Надя смотрела запись, ожидая, когда Ирина выйдет из боулинг-клуба. Возмущению ее не было предела. Эта девчонка, впервые вырвавшись из дома, захотела приключений! Где вот она теперь? Хорошо, если за нее выкуп попросят – Надежда могла бы отдать деньги, которые получила за принятые подписи, и аванс – за следующую партию. Она ругала себя за то, что не все подписи прошли, иначе заплатили бы больше! Кто знает, какую сумму потребуют за Ирину… Ей и в голову не могло прийти, что девушка осознанно способна доставить ей такое беспокойство. Что-то, наверняка, случилось!
«Да разве такие деньги стоят того, чтобы из-за них похищать человека? Это же мелочь, – Надежда постаралась прогнать от себя страшные мысли. Но не могла перестать думать, – а, впрочем, откуда похитителям знать, сколько нам платят за подписи? Может быть, кто-то считает, будто у нас в распоряжении… какие-нибудь… золотые горы! Но тогда почему еще никто не позвонил?» – продолжала размышлять она.
Начальник охраны увеличил скорость просмотра записи… Вот на экране вновь появилась Ирина в сопровождении черноволосого незнакомца. Они покинули боулинг-клуб в два часа двадцать минут.
Далее парочка вошла в небольшое кафе на первом этаже. Было хорошо видно, как эти двое сидят за столиком, мило беседуют, пьют красное вино. В общем, приятно проводят время.
– Надя, а ты ей больше глотка не позволяла! Девочка отдыхает, а ты нервничаешь, – Герман Юрьевич попытался успокоить Надежду, но она не хотела верить его словам.
– Гера, она серьезная девчонка, даже если сидит в кафе… и даже пусть выпила с кем-то вина – это ничего не значит. Глупая просто еще… Вот где она сейчас?
– Да может быть, и сейчас с ним, – предположил Серега, – что ты, Надь, наивная такая? И нечего нервничать! Успокойся. Подумаешь, развлекается твоя Ирочка! Еще вздумаешь выговор ей за это объявлять! Не будь ханжой, Надюха!
«Ушла ночью с каким-то… проходимцем… ухаживания его принимает, как будто так и надо. Вино пьет… а может быть… Ой, только бы вернулась!» – думала Надежда, которой было сейчас не только страшно за Ирину, но и стыдно за нее.
Видя, как Надя вздрагивает при каждом появлении своей подопечной на экране, как пытается сдержать крик ужаса в ожидании чего-то страшного и непоправимого, друзья-партийцы пытались успокоить ее. Принесли из аптечного киоска флакончик валерьянки, налили из графина воды.
Камера наблюдения у входа запечатлела интересующую всех парочку, выходящую из гостиницы. Надежда издала полувздох-полустон.
– Надюша, ну что, что ты так волнуешься?! – Владимир Иванович придвинул к женщине стакан минералки. – Ну, заскучала среди нас эта свиристелка, этсамое, малолетняя! Повеселиться решила. Так что же теперь тебе – в петлю лезть? Побледнела вон как! Ничего же страшного не случилось, Надя!
