Все говорили, что Василий Лукич и Таисья Игнатьевна отличная пара. Никто не догадывался, что всю полувековую жизнь между ними торчал клинышек.
Таисья Игнатьевна обожала песенную эстраду. «Попсу», – презрительно уточнял Василий Лукич. На видном месте в зале, в простенке красовалась вырезанная с незапамятных времён то ли из «Огонька», то ли из «Крестьянки» фотография знаменитой артистки.
Когда по телевизору начинались разные музыкальные конкурсы, Таисья Игнатьевна бросала все даже самые горящие дела и усаживалась смотреть своих светочек, валерочек, леночек.
– Да в нашем ларьке продавщица Оля лучше их поёт, – говорил Василий Лукич.
– Кабы лучше – по телевизору бы показывали.
– Дура, кто же её в телевизор пустит? Там поляна вытоптана для своих.
Таисья Игнатьевна не слушала крамолы, махала руками, затыкала уши. В пику мужу, просила внучку делать фотографии певцов – и туда же их, в простенок.
– Убери свой иконостас, не позорься, – уговаривал Василий Лукич жену. – Ладно у малолеток умишка с фасолинку, резьбу срывает, им беспременно обожать кого-то требуется. Они так саморе-а-ли-зуются, – хоть по складам, а Василий Лукич осваивал новые слова. – А ты вроде солидная женщина, бухгалтер.
Дочка тоже кривила губы: «Фу, мам, давно не модно и выглядит как дёшевка. И к обоям по цвету не подходит». Таисья Игнатьевна поджимала губы, смахивала пыль с глянца.
***
– В остальном-то она нормальная, – разводил руками, убеждал себя Василий Лукич. – Борщ вкусный варит. А бзики у всех есть. Вон, у меня рыбалка, тоже крышу сносит.
Иногда всё же подкалывал:
– А твои-то под фонограмму поют.
– Живьём, – упорствовала Таисья Игнатьевна. Василий Лукич находил в интернете и на всю избу включал тайно записанных без микрофона, сипящих и керхающих «звёзд». Таисья Игнатьевна затыкала уши и убегала. В отместку подавала пересоленный борщ и подгоревшие котлеты. Или вовсе становилась в позу: «Готовь сам».
Делать нечего, Василий Лукич затягивал на тощеньких боках объёмный, 60-го размера фартук жены – тесёмки приходилось заводить вперёд и завязывать на животе. Гоношился у плиты – делать нечего, подразнил женщину – надо платить.
***
Однажды только могучая вера Таисьи Игнатьевны пошатнулась. Это когда на день города «по многочисленным просьбам трудящихся» в их захолустье приехали звёзды с последнего музыкального конкурса. Их портреты тоже недавно появились в простенке – хотя лепить там уже было некуда.
Вначале прибыл целый рефрижератор с ихней шумной техникой. По городу забегал шустрый, похожий на цыганёнка устроитель концерта. Дочка работала в администрации в отделе культуры, и Таисья Игнатьевна высказала ей обиду:
– Что же не тех артистов позвали? Надо было Серёженьку, Лёшика и эту… Багиру, что ли? Или, как её, Алычу? Такие имена заковыристые, всех не упомнишь.
Дочка бегала злая, взмыленная, сутками на телефоне.
– Ой, мам, да кто их звал, не будь такой простой. Какие просьбы трудящихся, с ума сошла?! Это у них называется чёс. Допустим, в районе отпущены квартальные деньги на культуру. По-хорошему их бы на ремонт клуба, на детские кружки – да мэр уже в доле.
– В какой доле? – обмерла Таисья Игнатьевна, предчувствуя нехорошее. Больше всего ей хотелось зажать уши и убежать, но было поздно.
– В какой. В немазано сухой, вот в какой. Ну, распил, откат – ты бухгалтер, а будто сегодня на свет родилась, ей-богу. Допустим, заявляют на концерт бюджет в пятьсот тысяч…
