– Федь, ток ты осторожно, чтоб пацаны не услыхали. Кровать надо новую покупать, эта уж вся изъезжена. Фееддьь…
Федька сдвинул рубаху жены на бедро, прижался к ее мягкому животу. Их горячие губы встретились в жарком поцелуе, пальцы гладили бедра. Он привычным движением ощутил сладкий жар и жажду любви.
– Только тише, Феденька, не скрипи.
Она зубками покусывала его припухшую нижнюю губу, теплая невероятно нежнейшая истома обволокла Федора. Верка сладко постанывала, их поцелуи стали безумными. Внезапный шум в амбаре невольно привлек их внимание.
– Федя, так ведь и петух не своим голосом кричит, и куры кудахчут. Обворуют нас, Феденька! Лихоимцы, никак! – задыхаясь, шептала Вера, пытаясь вывернуться из его цепких объятий.
И ведь выскользнула. Ой, лучше бы она этого не делала. Еще бы сколько-то времени и счастливый Федька сам бы отвалился от нее. Полежал бы рядом на подушке, и поднялся, довольный собой и всем миром. Так нет. Неудовлетворенная страсть бушевала в нем огненной дугой. Он с беспримерной злобой напялил нижнее белье, потом штаны и рубаху, сунул ноги в сапоги и с двустволкой черным ходом вылетел к амбару. Огромные фигуры в блестящих комбинезонах несли кудахчащих кур, истошно голосящего петуха, кроликов и волокли козу.
– Стойте! Вертайте мою живность, гадёныши! Стоять! – И Федор, не целясь, дважды бабахнул из ружья в самого крайнего и ближнего к нему.
Дробь будто сквозанула по стеклу. Но двойной заряд свое дело сделал исправно: крайний, неимоверно высокий мотыль, которому достался подарочек Федьки, дико заверещал на незнакомом языке.
– Так вот тебе, будешь знать, нехристь, как чужую живность воровать! – Федька щелкнул затвором, намереваясь перезарядить двустволку.
Верзила, эта гадкая коломенская верста, продолжая что-то визжать, направил в его лицо острый луч. Федька мучным кулем завалился на бок и потерял сознание. Когда Вера выскочила во двор, она увидела только Федора. Тот валялся с закрытыми глазами, ни на что не реагировал.
– Да дуреха ж я, да бестолочь! – причитала Верка. – Да уж не гнала б я тебя в амбар. Да пусть бы эти вороги – ворюги проклятые себе проваливали! Зато ты б целехонек был. Как же я теперь-то, Феденька!?
Феденька пришел в себя в больнице через неделю. Он ничего не помнил, ослаб телом и духом. Понадобилось ему почти полгода, чтобы приняться на ферме за хозяйские дела, и стал он совсем тихо, вяло и редко миловать ночами Веру. Дети у них больше от любви не появлялись. Жену его все чаще начали замечать в зале игровых автоматов, она сдружилась с директором этого заведения. Часто бывала в его кабинете и в примыкающем к залу небольшом уютном ресторанчике, выходила оттуда нередко затемно, с импортным пакетом, полным всяких вкусностей.
Прочный рабочий комбинезон спас могучую задницу молодого биоакадемика от тяжелых ран. Однако ушиб оказался настолько ощутим, что, спустя много лет, он хорошо помнил то свое первое приключение на Земле. И не благоволил к этой планете. В душе он не терпел выходцев с нее. И вот теперь, когда две спарки ушли к Солнечной Системе, он, как один из кураторов отряда астронавтов от академии, просматривал предполетные документы. Намеревался уже сдать их в главный архив, да обнаружил, что Джо Лагида не сдавал повторно тест на «Адекватность поведения в ситуациях предконфликта и конфликта». В его личном деле находился старый документ, датируемый предыдущим Отрезком жизненного этапа. Инспектор Центра космофлота, проверявший группу, пояснил: он не посчитал нужным лишний раз напрягать командира спарок. Зачем доставлять никчемные хлопоты, мурыжа несколько дней в лаборатории Центра одного из самых опытнейших астронавтов. Лагида всем известен своей устойчивой психикой, логическим мышлением. Он ветеран, герой космоплавания, человек с незаурядной биографией и непререкаемым авторитетом. К тому же был преподавателем Академии астролётчиков. Это все Инспектор и выложил Чину.
