В сердце моря. Трагедия китобойного судна «Эссекс» - страница 30
Однажды, после того как Фолклендские острова уже остались позади, матросы спустились на обед и обнаружили, что их порция мяса стала еще меньше. Завязался спор. Решено было не трогать котел, пока его не покажут капитану Полларду, подав, как полагается, официальную жалобу. Матросы выстроились в передней части палубы, а один из них, с котлом говядины на плече, прошел к кормовой части, к выходам из кают. Никерсон, который должен был смолить сети у главного стакселя, со своего места прекрасно видел все происходящее на палубе.
Едва котел поднесли ко входу в каюты, капитан Поллард сам вышел на палубу. Он бросил взгляд на мясо, и Никерсон увидел, как потемнело его лицо. Вопросы питания всегда были сложными и щекотливыми. А капитан Поллард лучше, чем кто бы то ни было, знал, что скупые владельцы недопоставили на «Эссекс» значительную часть провианта. И если капитан хотел, чтобы еды хватило на несколько лет вперед, он вынужден был снизить пайку уже сейчас. Конечно, ему это не нравилось, но у него не было другого выхода.
Принеся котел в кормовую часть, матросы нарушили священные границы, вторглись на территорию командиров корабля. И хотя гнев экипажа был оправдан, это был вызов власти капитана, и тот не мог спустить это с рук. Это был критический момент для капитана, ему нужны были сильные средства, чтобы вывести команду из разрушающего, катастрофического настроения.
Забыв об обычной своей сдержанности, Поллард взревел: «Кто принес сюда котел? Выходите, будь вы прокляты, и скажите мне в лицо!»
Никто не осмелился сказать ни слова. Матросы несмело подходили ближе, но каждый пытался спрятаться за спиной товарища. Это было как раз то, чего ждал от них капитан.
Поллард в ярости принялся вышагивать по палубе, жуя табак, сплевывая под ноги и бормоча: «Будете еще предъявлять мне тут претензии, чертовы ублюдки?» Наконец он остановился у передней части кватердека, поправил свой жакет и шляпу и набросился на матросов. «Вы – мразь, – рычал Поллард, – разве я не даю вам все, что только может дать этот корабль? Разве я не отношусь к вам по-человечески? Вы что? Голодаете и мучаетесь от жажды? Чего вам еще надо? Хотите, чтоб я уговаривал вас поесть? Или хотите, чтоб я жевал за вас?» Матросы стояли в полном ошеломлении. Взгляд Полларда скользнул туда, где сидел со своею щеткой Никерсон. Указав на него пальцем, капитан взревел: «А ну, иди сюда, щенок. Я убью пачку таких, как ты, а потом с попутным ветром отправлюсь домой».
Не имея ни малейшего представления о том, что последует за этой тирадой, Никерсон сполз на палубу, ожидая если не смерти, то, по крайней мере, порки. Но, к всеобщему облегчению, Поллард разогнал всех, пообещав напоследок, что если услышит еще хоть слово о провизии, то разобьет команду надвое и прикажет им выпороть друг друга, чтобы выбить из них дурь.
Пока команда разбредалась по местам, Поллард еще ворчал, и это ворчание вошло в историю как «монолог», который они спародировали в огромном количестве скверных стишков. Никерсон помнил их и пятьдесят семь лет спустя.
Поведение Полларда было довольно типичным для капитанов из Нантакета, которые славились своей способностью переходить от глухого молчания к необузданному гневу. Если верить Никерсону, Поллард был «добр там, где он мог себе это позволить… Это проявление ярости было едва ли не первым за весь поход и прошло с закатом солнца. На следующее утро он был так же благостен, как и всегда». Но все на борту «Эссекса» переменилось. Капитан Поллард доказал, что у него достанет силы воли, чтобы поставить команду на место. И с этого дня больше никто ни на что не жаловался.