В Скале - страница 6
Он может наступить каждую секунду. Произойдёт это примерно так – сержант за радиоприёмником Р-250М, вторым от входа в приёмный радиоцентр, включит левой рукой диктофон и динамик, затем тумблер сигнализации о поступлении Сигнала Боевого Управления, а правая рука уже будет писать в рабочем журнале цифры и буквы, затем снова те же самые цифры и буквы (сигналы всегда дублируются). Вся остальная смена тоже принимает этот сигнал. Если сержант ошибётся, что почти невозможно, ведь за эту радиосеть сажают только самых лучших, с классной специальностью не ниже второй и только на последнем периоде службы, но, если всё-таки… другие радисты подстрахуют.
Сигнал в этой радиосети нельзя не принять. Ни в коем случае.
Точно такой же набор цифр и букв в это время печатает телеграфный аппарат в штабе части. Тоже подстраховка. Оперативный дежурный принимает по громкоговорящей связи сигнал нашего радиста, сверяет с полученной телеграфной лентой и вскрывает сейф с опечатанными пакетами. Через несколько секунд он узнает, что это за сигнал.
Он, этот самый сигнал ЦБУ (Центрального Боевого Управления) всегда учебный для связистов и дежурной службы и ещё несколько раз в год открывает большие учения всей части. Но в сейфе лежит один пакет, который никогда не вскрывают. Когда его вскроют, то и начнётся тот самый Конец света. Ну, а всё остальное просто закончится.
Закончится Всё. И остановить Это будет невозможно.
Однажды ещё в лейтенантские годы я спросил про «Это» у одного мудрого старого майора, соседа по офицерской общаге, частенько забредающего ко мне «на огонёк» или «на посидеть». Вечерами одному в общаговской комнате невыносимо скучно, и мы сдружились, несмотря на разницу в возрасте и звании, хотя вообще порядки у них в инженерной службе были гораздо демократичнее, чем в наших строевых подразделениях. И вот как-то за вечерним «посидеть» я спросил у него, насколько будет болезненна наша смерть, если «вдруг, не дай Бог…»
Василич, (так звали майора Петра Васильевича Субботина в быту) был совсем не стар по понятиям "гражданской" жизни – не так давно общага праздновала его сорокалетие, но в армии всё по-другому – я вот в свои 23 года был самым старым лейтенантом в части, задержали представление к очередному званию на целый год по причине якобы упущений по службе. Только у кого их не бывает в частях связи. Причина была другая, страшно сказать, музыкально-политическая. Как гласит народная легенда, а такие события быстро ими становятся, человек пострадал за песню.
Легенда о "неправильной" песне.
В один прекрасный летний вечер начальник политотдела полковник Коцюба с семейством прогуливался по нашему городку. Городок по армейским меркам немалый: два с лишним десятка пятиэтажек, штаб, детский сад с яслями, школа, спортзал, Гарнизонный Дом офицеров, он же ГДО и роскошный Военторг. Офицерское общежитие располагалось как раз на центральной улице, носящей, как и полагается, имя вождя мирового пролетариата. Было лето, все окна открыты, так что гуляющие имели возможность слышать всё, что звучало в этом местном вертепе разврата, как называли наше общежитие неутомимые труженики политотдела. Сердобольные мамаши, пытаясь воспитывать своих взрослеющих дочек, под страхом жесточайших наказаний запрещали своим чадам даже останавливаться, проходя мимо, не говоря уже о каких-либо посещениях сего заведения. А самым страшным наказанием для этих юных особ был запрет на посещение дискотеки в уже вышеупомянутом ГДО по выходным.