Он прожил в прошлом почти пять лет. Зима только начиналась, медведи ещё только устраивали себе берлоги.
– Снег выпал, – продолжил Гостомысл. – Люди выследили три берложьих лёжки. Да и так, по следу можно.
– Что снег выпал, сам вижу… Готовь людей и собак.
– Всё готово, Яролик. Кони пьяны, хлопцы запряжены, как ты говоришь.
– Молодца, – Иван радостно хлопнул хилого Гостомысла по плечу, но тот успел увернуться, и рука Ивана, с шумом рассекая воздух, пролетела мимо.
– Тебе Негра оседлали, – продолжал, будто не заметив пролетевшую мимо него руку, Гостомысл. – Серый хворый ещё.
Иван засмеялся и, скоро умывшись, начал одеваться. Завтракать в этом мире он перестал. Никто не завтракал, а он, что, лучше всех? Еду ещё заработать надо. Да и на охоту, как и на войну, надо идти с пустым желудком, считал Иван, и не понимал присказки Суворова про: «… ужин отдай врагу». А чем начавшийся день обернётся: войной ли, миром ли, кто знает. Он утром не завтракал, обедал не плотно, а вот ужинал хорошо. И считал, что так – правильно. Главное – поесть до девяти и лечь спать в десять вечера. Так делали здесь все.
* * *
Первого «буряка» взяли в берлоге, придя по его свежим следам.
– Спускай собак! – Бросил Иван. – И отходите.
Псы метались вокруг ямы, засыпанной валежником, лаяли, но медведь не выходил. Отверстие, ведущее в логово было огромным, как и сама берлога. Валежник над ямой, глубиной метра четыре, высился ещё метра на два. Какой великан валил тридцатисантиметровые в обхвате стволы и таскал их в яму, охотникам предстояло увидеть и встретить.
– Давай, Волк. Работай! – Скомандовал он своему псу.
Собак радостно, и бодро побежала к берлог, но со стороны входа лезть не стал, а нашёл какую-то щель в валежнике с тыла, разгрёб лапами мох и проникла до медвежьей спины.
Послышался рёв, и буряк, с повисшем на его хвосте Волке, вылетел из берлоги, и поднялся. Грохнул выстрел, другой. Громадная туша завалилась вперёд.
– Ух ты моя умница, – подняв собаку на руки, похвалил её Иван.
Получив ответный «поцелуй», он взобрался на Негра, и тронул повод. Второго бера взяли, выгнав собаками из зарослей терновника. Можно было стрельнуть и так, медведь был хорошо виден, но продираться через колючки дикой сливы не хотелось.
За день добыли пять здоровенных буряка. Не меньше лежащего в кабинете. А первый, сегодня добытый, был всех больше.
Туши свежевали сразу. На такую охоту выходило всё мужское население города. И посмотреть, как охотится маг, и зная, что добычи и работы будет много. Иван не прятал своё оружие. Ему стало всё равно, что о нём подумают окружающие. В десятом веке у людей даже понимания, что огнестрельное оружие в принципе возможно, не было. Любой стреляющий предмет, находящийся в руках Ивана, Ростокцы называли громобоем.
Мясо медведя, и здесь, и в Ивановом времени считалось деликатесом и уходило на ура. Особенно, если его варить с олениной.
В своей Владивостокской мастерской Иван установил холодильники-морозильники, поставил автоклавы и наладил маленькое пищевое производство. Он катал мясные консервы в большой жестяной банке, Иван складировал частично здесь же, а в основном в Ростоке в своих закромах, постепенно создавая стратегический запас.
* * *
За пять лет столкновений славяно-русских племен не было. Иван провёл разъяснительные беседы с теми, кто в Ростоке на празднике не был. Двоих пришлось отправить в Валгаллу. Это были вожди небольших, меньше, чем у Ивана племен, и их людей он увёл к себе в город.
