В Зале памяти со скульптурными символами, стелами и фотодокументами запечатлены ужасающие картины зверств фашистов в лагерях смерти и на территории многочисленных гетто, а также эпизоды борьбы и сопротивления еврейского народа (таких эпизодов было предостаточно!).
В Зале искусств развешаны картины художников из гетто. Особенно потрясают сделанные в гетто детские рисунки, они все пронизаны светом и солнцем. Солнце с лучами в каждой третьей картине. Невероятно! И ведь почти все эти маленькие художники погибли!
Самый сильный зал – Зал памяти детей. Держась за перила, идущие друг за другом по узкому проходу посетители в темноте входят в круглый зал со сферическим потолком. На сфере, как на ночном небосводе, рассыпаны мириады звезд. Их ровно столько, сколько погибло за годы Холокоста еврейских детей, то есть больше миллиона. Их имена, возраст и страну медленно и скорбно произносят по очереди женский и мужской голоса и так в течение целого дня. А народ движется в этом космическом пространстве среди душ погибших, но вечно живых детей. Потрясающе!
В открытой только что Долине Общин, вернее уничтоженных Общин – на 26 высоких каменных столбах – свечах по бортам довольно узкой долины выбиты названия стран, в которых было уничтожено еврейское население: стран было двадцать шесть (!). Долину закрыли на доделку на неопределенное время.
Я долго стояла перед памятником партизанам в виде дерева из металла, где раскидистые во все стороны ветви представляли собой человеческие фигуры в разных позах. Мне казалось, что этих людей на дереве повесили. А может быть их, обнаженных, извлекли из общих могил в Прибалтике, куда расстреливали и бросали тысячами. Ужас!
«Поразит Всевышний врагов твоих, восставших против тебя. Одной дорогой будут наступать они на тебя, а побегут назад семью дорогами».
У выхода из мемориала нас встречали мои «старые знакомые», которые по предварительной договоренности ожидали в машине. Я с трудом узнала в пожилой полной даме хохотушку, с которой мы сорок лет назад отдыхали в Евпатории. Собственно, я бы ее вообще не узнала, но сестра перед отъездом просила обязательно встретиться с ее подругой юности, которая несколько лет назад с семьей уехала из Кишинева в Израиль.
– Олечка, ты помнишь мою подругу, с которой мы познакомились в Крыму, когда отдыхали после окончания тобой школы?
– Господи, конечно, не помню. Это была твоя подружка, у меня были другие друзья – помоложе.
– Да, но я с ней дружила много лет и ездила к ней в Кишинев. Мы все время переписываемся, очень прошу тебя, встреться с ней и ее мужем. Они милые люди, тебе покажут что-нибудь, у них машина. Расскажешь о нашей ленинградской жизни.
Вот так мы и встретились с совершенно чужими мне людьми, хоть и милыми. Они тут же предложили:
– Здесь недалеко на горе есть симпатичная деревушка Эйн Керем, где вы получите положительные эмоции. Едем туда!
Действительно, деревушку мы увидели на соседнем холме или как они сказали «на горе».
В путеводителе я потом прочитала, что в этой Израильской Швейцарии есть пять церквей – монастырей различных конфессий. Мы не считали их, но те храмы, к которым подходили или подъезжали, были закрыты. А местечко, и правда, было очаровательное. Еще больше очарования придала ему кавалькада людей в белых одеждах с лиловыми лентами через плечо и веночками на головах. Они поднимались по тропе из русского монастыря во францисканский, между собой говорили по – английски и были американскими миссионерами.
