* * *
Зима всегда караулила и догоняла, проверяя частоту вибрации задубевшего туловища. Я до полусмерти замерзал в армии, где околосвердловские болота под барханами сугробов взращивали полуживых комаров. Насекомые залетали в казармы и досаждали духам, которые с тапками долгими зимними вечерами собирали тушки для отчета перед достойными старослужащими войнами. И по утрам, по команде, переполненной неказистым сарказмом: «Форма одежды – шинель в трусы! Быстрее, гоблины!», наш сержант по имени Андрей и кличке Большой, щедро награждавший пенделями своих сорок пятых кирзачей пролетавших мимо салаг, застраивал взвод с голыми торсами на плацу. Сейчас мы полетим очередную «трешку», а Большой в тулупе будет бежать в арьергарде и бляхой своего ремня мотивировать отстающих. Одна надежда была на земляка Андрея по кличке Борщ, который изобретал иногда способы, при которых марш-броски отменяли. Так он однажды обескуражил Большого припадком с носовым кровотечением. Правда, чуть позже выяснилось, что молодой расковырял себе нос гвоздем.
* * *
Я замерзал за забором пэвэошной части, куда забрался ребенком в детстве. Прячась от постоянно снующих офицеров, я постигал тонкую грань между любознательностью и любопытством, ощущая, как задубели в промокших варежках пальцы рук. Будто в садовском возрасте, когда напарник по группе толкнул меня головой на угол стола и мне зашивали сечку на лбу. Вечером к нам в гости пришла бабушка с гостинцами и все меня жалели, потчуя конфетами и деликатесами. А потом, совершенно случайно, кто-то из взрослых прищемил мне пальцы дверью. И пальцы ревели от боли, словно в них вонзили иглы, как теперь, здесь, за забором воинской части. Позже, проходя мимо этого забора, я видел приспущенные флаги по Черненко, Андропову и считал, что этот траур по тем бесконечным часам моего небоевого дежурства в сугробе у плаца.
* * *
Может быть поэтому, в недостижимом стремлении согреться, я так лелеял свою бедовую «классику», с таким трудом выстраданную к тридцати годам. Но не тут-то было. Вот, упираясь телом в бампер, путаясь в полах пальто, в очередной раз толкаю четырехколесного непролазного коня на встречу к Солнцу. И на коленях стоячи, ковыряю под защитой картера сугроб. И пою гимны в унисон капающему в салон тосолу. Хлоп! Аккумулятор сел. Дергаю ручку и ощущаю, как выскакивает из-под приборных пространств лопнувший трос-капот. Не машина – клумба баклажанная с цветом «мурена»! Цепляем через время мое ведро на трос, шеф на внедорожнике тянет меня по дороге. Запотевшие стекла, в висках стучит, впереди бампер стоимостью всего моего тарантаса. Ситуация бодрит. Втыкаю вторую, слышу, что завелся. А спидометр ползет вверх. Вот уже третья, четвертая. Сигналю, моргаю, кричу в открытое окно. Шеф останавливается и, будто не собирался издеваться: «А я забыл, что ты у меня сзади болтаешься». И пока я тер окоченевшие пальцы, мимо проезжали сотрудники ДПС, которые таскали меня на поводке вчера и сосед Андрей с шестого этажа по прозвищу Электрик, у которого мощный старый немец выручил меня позавчера.
* * *
Обновляем с дочерью лыжню, стараясь угадывать направление под рефренами переметов. На гребнях не спешу, несколько раз подпрыгиваю на лыжах, чтобы плотнее умять наст. Круг, второй, третий. Вдруг понимаю, что не слышу сзади ребенка. Оборачиваюсь. Дочь остановилась метрах в пятидесяти и что-то чертит лыжной палкой на снегу. Жду. Догоняет.
