* * *
Это было в то время, когда «вау» и «упс» в России почти уже вытеснили «ого» и «ой». Цивилизация, разменявшая третье тысячелетие, поменявшая Пушкина на Донцову, придумала слова «зво́нят» и «ло́жут». И недалёк час, когда закопают последних, кто помнит наверняка, как это по-русски…
Отошедшее от либеральных ценностей, успокоенное и жующее, общество пропитывалось идеями жизни по кредитам, тупо стремясь к обыденной стабильности и благополучию.
* * *
– Да кто попрёт-то? Китайцы? – размахивал пивным стаканом слесарь Юрий. Он только что закончил рабочий день в автомастерской и перешёл через дорогу глотнуть пенного напитка. Худой, морщинистый – по его лицу, видимо, катались танки. Но глаза, почти детские, сохранили какой-то искристый цвет молодости, россыпь костров юности. А может, это сделал своё дело отблеск неоновой вывески на пивной.
За одним столиком со слесарем сидел директор мелкой рекламной фирмы и щёлкал фисташки, тщательно обсасывая солёные скорлупки. Директор был моложе, но макушку его уже тронула залысина. Дорогой костюм и галстук, итальянская сорочка и лакированные туфли очень не вязались с антуражем придорожного дешёвого кафе. Кареглазый, вдумчивый, он смотрел на Юрия, будто зритель в театре: отстранённо, но с интересом.
– Я тебя спрашиваю, Максим.
Слесарь привстал с пластикового стула и протянул свой стакан директору, для того чтобы чокнуться:
– Давай за Россию?
– Давай, – вяло ответил рекламист, поднимая бутылку.
– Дзинь, – озвучил удар кубков слесарь. – Никто на нас не замахнётся теперь. Россия, сам знаешь!
– Нет, – Максим оживился, – Юра, я же тебе об ощущениях своих говорю. Война скоро. Понимаешь? Вот, может, этот прекрасный летний вечер, когда мы с тобой пьём пиво, последний. А завтра – бух! И всё!
– Что? – испуганно переспросил слесарь.
– Всё, – Максим раскусил орех и тщательно прожевал ядрышко. Он продолжал следить за реакцией случайного собеседника. – Окопы, Юра. Взрывы. Что там ещё бывает? Ты сам-то никогда не воевал?
– Нет, – слесарь опешил.
– Ну а кино видел? – продолжал со спокойным лицом директор. Его, видимо, забавляло происходящее: он, молокосос, практически на мякине разводил взрослого дядьку. – Сердцем чувствую, Юра, придётся нам ещё повоевать, брат!
– С кем? – слесарь отставил в сторону недопитый стакан.
– Мало врагов, что ли? – поинтересовался Максим. – Чем лучше мы живём, тем больше всех раздражаем. Я-то, уж поверь, это знаю.
– Кого раздражаем? – захлопал глазами слесарь.
– А, – махнул рукой директор. – Мне пора, Юра!
– Стой, – схватил за руку собеседника слесарь. – Ты серьёзно? Делать-то что?
– Я серьёзно, – Максим взглянул на циферблат своих наручных часов. – Бункер копай, Юра, с едой. Голод будет. Скоро. Вот, возьми от меня часы в подарок. Классный ты мужик. Одно слово – Юра! Помни: времени осталось мало…
– Да с чего это мне твои часы? – слесарь ещё чаще заморгал, нервничая.
