Уже здесь, пока ещё в тылу, война давала о себе знать налётами немецких самолётов, обстрелами и ужасом, ранениями и гибелью мирных людей.
Вначале Ванька не мог смотреть в сторону убитых или раненых: его мутило при виде окровавленных бинтов и повязок. Однажды, после очередного налёта двух фашистских самолётов, он сначала услышал рядом крик, а потом увидел расплывающиеся красные круги на платье уткнувшейся лицом в землю знакомой по техникуму девушки. Он, не медля, подскочил к ней, перевернул на спину, готовясь как-то помочь, но, увидев её отрешённые и безразлично глядящие глаза, понял, что ей уже ничем помочь нельзя. Ванька сел рядом, комок жалости и беспомощности подкатывал к горлу и давил на глаза, но он взял в себя в руки, подозвал какого-то незнакомого парня, вдвоём они унесли девушку на место, где укладывали ещё нескольких погибших.
На следующий день по траншее ходили двое военных, делавшие опрос парней, которые по виду подходили для призыва в армию.
– Хлопец, пошли-ка с нами, – сказал один из них Ване, – ты вполне справный мужик для службы. Хотя Ивану должно было исполниться восемнадцать только через четыре месяца, он не стал ничего объяснять, а лишь молча двинулся вслед за офицером. Когда собралось человек двадцать подходящих по возрасту парней, подошёл грузовик, их посадили и повезли в обратную сторону от фронта.
Так Иван Полуэктив неожиданно попал в армию. Когда на пункте формирования всё-таки выяснилось, что ему нет ещё восемнадцати лет, старший офицер определил Ивана в группу, отправлявшуюся ещё дальше в тыл, в учебное подразделение.
В учебной роте, обосновавшейся в помещении пустующей школы, за короткий срок пытались научить мобилизованных владению оружием, приёмам маскировки и рытья окопов, конечно же, знанию основных уставных законов и положений, а также ещё многим другим самым необходимым воинским навыкам. Большей частью младшие командиры представляли сержантский состав, уже успевший поучаствовать в боевых действиях за эти 3–4 месяца войны. В этом плане новобранцам повезло: когда рота расходилась по взводам и далее по отделениям, командиры отделений уделяли больше внимания практическим вопросам ведения боя: стрельбе, штыковому бою, уходу за оружием, некоторым подмеченным особенностям поведения немецких солдат.
В составе взвода шло обучение взаимодействию между отделениями, нехитрым знакам передачи информации соседям, совершение марш-бросков с полной выкладкой.
Командир взвода младший лейтенант Зотов, гоняя будущих бойцов до седьмого пота, постоянно повторял: «Что говорил Суворов? Забыли? Напоминаю для нерадивых: если руки и ноги гудят, значит, жопа останется цела». При этом он восторженно ухмылялся, находя очень замечательным свой перевод знаменитых суворовских слов о том, что «тяжело в ученье, легко в бою».
Больше всего Ивану Полуэктиву доставляло удовольствие стрелять по мишеням, это бы он делал и значительно чаще и дольше, но существовало ограничение на расход патронов, приходилось много тренироваться вхолостую, отрабатывая прицеливание, дыхание и правильное нажатие спускового крючка.
Трёхлинейка, то есть винтовка Мосина образца 1893 года, которую выдали после присяги Ивану, была в принципе неплохим оружием, особенно для стрельбы на дальние расстояния. Уже к концу второго месяца обучения он показывал отличные результаты в точности и быстроте стрельбы. Это было отмечено командиром взвода. И когда дело дошло до штатного укомплектования взвода оружием и боеприпасами, взводный определил Полуэктива в бронебойное отделение помощником наводчика или, как чаще говорили, вторым номером к младшему сержанту Кривошеину. Кривошеин встретил Ивана не очень дружелюбно:
