– Ты-то откуда её знаешь, Ян? – прошептал он, прячась в сигаретном дыму, пытаясь выдыхать его больше, чтобы оправдать слёзы, предательски набегавшие на глаза.
– Я её плохо знаю. Но таких людей видно сразу. Вспомни, как ты привёл её с нами знакомиться! Она весь вечер молчала.
– Смущалась.
– Это не смущение, это дикарство.
– Тебе-то откуда знать?
– Со стороны всё очень хорошо видно. Она выросла в детдоме, мне жаль её, но оттуда не выходят нормальные люди, Жень! Обязательно с отклонениями. Они привыкают жить, как звери, в стае. А тут привели девушку в приличную семью. Конечно, она растерялась. Но тебя никто не винит. Ты её всегда любил, но вот она тебя – большой вопрос… Разве может детдомовская любить по-настоящему?
Евгений не ответил. Непреодолимое отвращение одолело его.
– Теперь ты сам в этом убедился. К тому же зачем ей сейчас квартира? Сынок умер. Ты, кстати, не забыл, что он сотворил в школе? Удивительно, как тебе удалось вляпаться в это дерьмо! Хорошо, что он умер, пройдёт время, всё успокоится и все забудут. А то станут говорить, что ты воспитал бессердечного монстра, а ещё и того хуже, что ты сам такой.
Удар был сильный, что в глазах потемнело от негодования. Слова превратились в горячий воздух, выходящий через трепещущие ноздри. Монотонно тикали часы.
Евгений вдруг рассмеялся. Ян с удивлением посмотрел на него. Пожал плечами, развернул ещё одну конфету.
– Мне нравится, что ты смеёшься. Но всё-таки я прав.
– Значит, я привёл девушку в приличную семью, да?
– Именно.
– Раз тебе Аньки мало, то я ещё скажу. Ты забыл собственного отца.
Ян поморщился, отмахнулся:
– Не начинай. Это разные вещи.
– Ты любишь повторять, что вещи разные. Но ты уехал в Питер, когда был подростком. А мы с Анькой остались. Ты не испытал на себе того, что творилось в нашей приличной семье.
– Пора забыть об этом. Отца нет в живых больше десяти лет. Оставь его в покое.
– А я забыл. Но только не хочу слышать о том, как прилична наша семья! Как прилична, чёрт возьми, Анька! Я всё забыл!
Он хотел ещё сказать, чтоб Ян не смел трогать Антона! Антон его сын, и точка! Но не сказал. Не смог заставить себя. Боль металась по телу огненным столпом.
– Да что с тобой?
– Ничего.
– Да, у нас были проблемы! Но пьяный отец это не то же самое, что быть душевнобольным, чёрт возьми! Женька, да приди ты в себя!
Евгений отвернулся и стал смотреть в окно. Трудно было рассчитывать на то, что Ян уберётся прочь. Невозможно представить, что один поймёт другого. Великий соблазн – прогнать его к чертям. Евгений с ужасом понимал, что никогда не выберется из той глубокой ямы чёрного одиночества, в которой оказался так неожиданно. Шестнадцать лет он строил свою семейную жизнь, отдаляясь от кровных родственников, которые ничего в этом не понимали. И сейчас не было ни единого шанса на понимание. С чего бы? Шестнадцать лет – непреодолимая пропасть. Ян ничего не знает, он говорит о ком-то другом. И Евгений не может ему втолковать, для этого пришлось бы рассказывать с самого начала. Но на это нет сил. Всё перепуталось. Ничто не имеет значения. Жену он потерял в прошлом году, а родного брата – гораздо раньше.
– Ты собираешься идти на день рождения?
– Что?
Евгений обернулся, не понимая вопроса. Он чувствовал, что болен. Не мог разгадать, чем именно. Томился невероятной болью, не испытывая никаких желаний. А Ян уже разворачивал следующую конфету, уверенный в своей правоте.
