Похожие мысли проносились в сознании Павла, но, скорее, это был особый своеобразный внутренний контроль. Еще ни разу он не отказался от выполнения операции, принимая во внимание подобные доводы, и дал себе слово, что когда такие аргументы будут иметь для него хоть какое-то значение, он уйдет из хирургии.
Значит – попытаться? Конечно! А если не получится? Впрочем, пока путь назад еще не был отрезан. Стоит попробывать отделить опухоль от нижней полой вены. В случае, если такая попытка не увенчается успехом, его совесть будет абсолютно чиста – поздно. Да и главному легче будет все объяснить. Он поначалу и забыл, что оперирует отнюдь не рядового больного. Эта деталь только сейчас всплыла в его памяти.
– Что, пробная? – ехидно спросил Шапкин, врач-анестезиолог.
Из-за спины Павла он заглянул в рану и оценил увиденное по-своему.
– Кто сказал? – раздраженно отозвался Павел, даже не посмотрев в его сторону.
– Ну, ну, дерзайте, – в этот раз почти не слышно пробормотал Шапкин и вернулся к изголовью операционного стола, на свое рабочее место.
– Начали. Все готовы? – Павел обращался к операционной сестре и своему ассистенту. – Без тени сомнения.
Остальные кивнули.
На шестой день после успешно проведенной операции, в результате которой опухоль у Дмитриева была удалена, Павел получил результат гистологического исследования. В графе данные исследования аккуратным детским почерком, принадлежавшим санитарке патологоанатомического отделения, было выведено одно слово – “гемангиома”, но означало оно многое.
Гемангиома – доброкачественная опухоль, состоящая из сосудистой ткани. При опухолевой патологии почек они встречаются редко, не чаще, чем в полупроценте случаев, и, обычно, достигая больших размеров, как у того же Дмитриева, превращаются в гемангиосаркому, то есть злокачественную опухоль из тех же анатомических структур. Визуально они выглядят одинаково. Учитывая общее тяжелое состояние больного Дмитриева, все хирурги, осматривающие его ранее, однозначно предполагали злокачественный характер процесса и – ошиблись! К счастью!
Теперь, ретроспективно анализируя статус Дмитриева до операции, Павел, конечно, легко нашел объяснение всем симптомам: и интоксикации и, как следствие последней, анемии. Опухоль, хотя и оставалась доброкачественной, но достигла таких размеров, что ее кровоснабжение оказалось серьезно нарушенным. В ее толще стали появляться множественные очаги некрозов – омертвения, которые приводили к интенсивному распаду ткани и нагноению. Мертвые ткани продуцировали токсины и те, всосавшись в кровь, действовали практически на все органы и системы, провоцируя и анемию, и подъем температуры, и рост показателей остаточного азота и мочевины. Вот так. Все просто и укладывается в клиническую картину.
Сразу же после операции, практически на следующий день, состояние Дмитриева стало улучшаться, а все симптомы – постепенно исчезать. И этот факт, поначалу также удививший, сейчас нашел свое объяснение.
Прочитав ответ гистологов, Павел направился к Дмитриеву в палату.
– Как дела, получше?
– Нормально, – вяло отозвался пациент.
Павел внезапно разозлился. Он, Павел Андреевич Родионов, спас жизнь этому человеку! Ни один другой хирург, работающий в городе и области, не сделал бы этого! Не потому что он гениальный, самый лучший или искусный, нет! Просто потому, что только Павел, в силу сложившихся обстоятельств, обладал необходимым для этого опытом. И огромным! И здесь есть его заслуга, есть! Он осознавал это. Он гордился собой и своим умением. А тот, кто, казалось бы, должен быть неимоверно ему благодарен, разговаривал с ним с демонстративным пренебрежением.
