Ей было хорошо. Было тихо и тепло. Она лежала в чистой постели, хранившей запах мужчины, смешанный с ее собственным. И спешить действительно было некуда. И оправдываться ей не придется. Можно еще раз насладиться только что пережитыми мгновения, вспоминая и воссоздавая свои чувственные ощущения мысленно.
К Павлу она чувствовала искреннюю симпатию и интерес и то, что он был ее непосредственным начальником, в сущности, значило для нее немного. Она была еще слишком молодой и бесшабашной для долгосрочных расчетов и прогнозов. Сиюминутное удовольствие и радость – вот что притягивало её и манило. И, сама не понимая да конца этого чувства и его значения, она была ему благодарна. Не Павел затащил ее в кровать, раздавливая сопротивление своим авторитетом и положением. Нет. Он не заставлял её, как другие, давиться с ним водкой – а после водки ее тошнило, прежде чем повалить ее на больничную койку, прежде чем согнуть её пополам у стола в ординаторской. Нет. Хотя… И усталые хирурги, принявшие для тонуса, и рьяные интерны и задумчивые клинорды и любознательные студенты-старшекурсники – все лучше, чем разбитные сопляки со двора, где она жила со своими родителями с самого рождения. Те разговаривали с ней привычным матом. Этим же языком выражали свои притязания на ее тело. И приходилось уступать. Потому что было страшно! Не хотелось быть избитой или обритой наголо глумящимися волчатами. Не хотелось бояться каждый день, что вот сегодня тебя затащат в подвал, где обкурившись или надышавшись клея или какой иной гадости свора подонков изнасилует её и надругается, и изуродует чистое красивое юное тело. Нет, уж лучше дать – самому сильному. И она – давала.
В больнице все происходило по-другому. Чистые простыни… Некоторые из ее подружек брезговали. Да, на их бледно-серых застиранных поверхностях хорошо были видны разводы и узоры. Мочи. Крови. Гноя. Всего вместе. Ерунда! Простыни стираются в прачечных. И они, небось, почище тех, что выдают в банях, куда бегают ее подруги, чтобы трахнуться на тамошних диванах, лоснящихся от подсохшей спермы. А в больнице постоянно есть вода. Не может её не быть! Душа, конечно, в палатах нет, не предусмотрен, но умывальники – в каждом помещении. Есть возможность подмыться. А это – не маловажно! И на работе – она всегда сытая. На кухне столько остается! Даже сейчас, когда все кричат, что денег на питание больным нету. Неправда! Не вкусно, но много. И больным хватает, и самым-самым бедным. А те, что побогаче, заискиваясь, дарят конфеты, шоколадные плитки, апельсины. На праздники – шампанское и коньяк. И нередко! Она не любительница, но почему бы не пригубить с подругами во время вот такого дежурства, как, например, сегодня. И высыпается она хорошо! Обычно – высыпается. На дежурстве – поднимают нечасто. Может, отделение спокойное? Плановое. Наверное. А еще – бесплатные лекарства. И доктора стараются помочь, если кто-то из близких вдруг заболеет. У Кати, слава богу, из родных никто не болеет, но – на всякий случай – приятно знать. А аборты? Да мало ли чего еще. Всего не предусмотришь! Обо всем не расскажешь. Ох, с работой ей определенно повезло!
Две бутылки пива так и остались неоткрытыми. Паша про них и не вспомнит, подумала Катя и одну открыла и сделала глоток прохладной горько-сладковатой пьянящей влаги. Вкусно. Хорошо. Она облизала с губ пену. Еще…
