На первых порах ему устанавливается, нет, не зарплата, а что-то вроде премиальных за совместную работу при каждом приезде сибиряков в Женеву. Что-нибудь порядка двух тысяч франков. А там будет видно, в зависимости от того, как пойдут дела. Устраивает ли его эта сумма? Еще бы, при чистой зарплате в постпредстве, составляющей около двух пятисот, это больше половины. Наконец-то можно будет начать копить на машину. В его обязанности войдет договариваться о встречах, переводить переговоры, подыскать место для офиса и осуществлять общий надзор за ходом формальностей по открытию фирмы. Ну и помалкивать, конечно… А когда фирма откроется и наберет ход, можно будет подумать и о постоянных функциях… Пойдет?
* * *
Думал ли еще полгода назад беспечный Кранцев, что его «функции», а значит, трудоустройство и заработок будут обсуждаться в компании каких-то подозрительных, диковатых мужиков с карманами, набитыми пачками неизвестно каким способом добытой валюты. Но ведь не воровать же и не убивать ему предлагали, этим новым русским нужны его профессиональные услуги, его понимание языка и зарубежной жизни в обмен на их деньги. Конечно, из щепетильности можно было отказаться и гордо продолжать получать свое скромное жалованье в постпредстве. Но ведь времена изменились, все, буквально все ринулись за заработком. Ему иногда казалось, что в России стяжательство перестало быть постыдным пороком и постепенно превращалось почти что в добродетель и показатель умения жить. Наркотик приобщения к роскоши быстро проникал в сознание масс, простой, советской жизни уже не хотелось. Каждый третий россиянин, неизвестно почему, стал считать, что именно он достоин иного, высшего уровня достатка. И этот уровень превращался в единицу измерения и оценки людей, событий, дел и вообще человеческих отношений. В Женеве, например, за два года после исчезновения СССР характерной приметой обновления России стал подобный девятому валу наплыв в Альпийскую республику разношерстных русскоязычных деловых людей, лихорадочно ищущих контакты для получения кредитов, открытия коммерческих компаний и счетов в банках, размещения на этих счетах немыслимых сумм наличными и даже в виде золотых слитков, ввозимых в огромных чемоданах, сумках, атташе-кейсах и даже в картонных коробках. Никого не смущало при этом, что бравая швейцарская таможня охотно не дает, а берет добро, но не горит выпускать его из своих цепких и рачительных банковских рук. Сотни прозорливых адвокатов и дельцов в Швейцарии, с хорошим нюхом, подключились к обслуживанию деляческой лихорадки с Востока, помогая новым русским войти в царство капиталистического преуспеяния и неуемного потребления и там освоиться. Один за другим в городе Кальвина открывались офисы ведущих и не ведущих российских банков и фирм, но многие быстро попадали на деньги и тут же исчезали, а другие, наоборот, закреплялись и начинали процветать. Престижные бутики на лучших торговых улицах Женевы широко распахнули двери, расправили крылья и не успевали оформлять таможенные скидки на массивные закупки щедрыми русскими клиентами брендовых драгоценностей, часов, элитных марок одежды и прочих предметов роскоши.
По почину советских, а ныне российских спецслужб, прозорливо взявших на себя роль застрельщиков и пионеров перевода партийных денег в производительный и компрадорский частный сектор, многие мидовцы тоже вошли в искус и призадумались о своем месте в общенародном состязании смекалки, и те, кому не хватило места в престижном аппарате президента, правительства или парламента, начали потихоньку перебегать в растущие как грибы частные компании и фирмы, где каждый надеялся подороже продать свои знания и навыки общения с заграницей, а следовательно, зарабатывать на нормальную жизнь в России эпохи пещерного капитализма, а не прозябать на унизительные мидовские сто пятьдесят долларов в месяц.
