В тени горностаевой мантии - страница 12
– Ну ты, Алешка, мудер! На три сажени скрозь землю видишь. Мне бы ни в жисть не догадаться, чего он мне тогда… А!.. – Перебил он себя, не желая дальнейших воспоминаний. – Ладно, что было, то было, пошел он в жопу… Давай-ко наливай лутче, да сказывай далее, больно баишь занятно.
– А чо рассказывать? Гришка, сам знаешь, – молодец справный. Думаю, глянулся Ее императорскому высочеству Катерине Алексеевне. Опять же историю восшествия на престол покойной государыни Елисаветы Первой она помнила. Чаю, что в мечтах мнила стать Екатериной Второй. Смекнула, должно, и о той пользе, котору могут принесть ей люди орловского пошиба… А как государыня Елисавета Петровна преставилась, Господь упокой ее душу, кто на престол взошел, сам знаешь… Мундир-то, небось, новый пошить изволил, а?..
Анна с Марией, сидевшие в уголке, прыснули в кулачки. Степан Федорович закричал:
– Цыть, дуры! Брысь отседова, счас спать погоню… – Мария вскочила и выбежала из столовой. Анна осталась. – Мундир – не мундир, не в ём суть, ты дело говори…
– Ну, так все было али иначе, только растворила она двери будуара свово именно Григорью. А уж тот постарался. Ввел и остальных братьёв в число близких…
– Погоди, Алексей, а как они переворот-то учинили, кто там главным-то был из них?
– …Самый сильный да буйный из братьев из Орловых – Алешка. Он и драк всех заводила. Но он не токмо самый сильный, но, пожалуй, и самый умный. Когда Гришка попал в случай, он на людях всегда ему уступать стал. Федька во всем тянется за старшими братьями. А как те решили партию из гвардейской молодежи для государыни сколотить, то и он много чего сделал. Младшего, Володьку, они берегли. Ему лет, осьмнадцать есть ли? Ну, а Иван – старший из всех, тот поспокойнее.
Постепенно все больше людей завлекались в заговор, и сохранять тайну стало трудно. Никита Иванович Панин осторожничал, да его не слушали. Все были в азарте. Как же, казалось – все сделано: программа революции составлена, роли распределены, регентство Катерины обговорено…
В конце июня император с приближенными уехал в Ораниенбаум, и там ему доложили, что-де мол некий пьяный гвардейский офицер Пассек болтает о перевороте с целью лишить его короны, как о решенном деле. Петр Федорович не раз слышал о заговоре. Первые донесения уже через месяц после коронации поступать стали. Но государь относился к таким известиям легкомысленно. Бывало, вспыхнет на минуту, но уже на другую забудет. Однако на сей раз его уговорили что-то предпринять… Баили, указ он написал: всех известных заговорщиков под арест. И супругу свою, государыню, стало быть, туда же. Еще и чернила подписи не просохли, а об том стало известно в столице…
В ночь перед Петровым днем Алешка Орлов прискакал в Петергоф, и бегом в покои государыни. Велел будить. Рассказал о Пассеке, о том, что отдан приказ о ее аресте. Уверил, что в Петербурге солдаты подготовлены и ждут сигнала. Дальше, мол, медлить нельзя. Вот тогда все и закрутилося…
Княгиня Дашкова наняла карету. Государыня в сопровождении камер-юнгферы Катерины Шаргородской и камердинера Васьки Шкурина полетела в Петербург. С нею для охраны поехали Алексей Орлов да Василий Бибиков. На въезде к ним присоединились Гришка и князь Федор Барятинский…
Как въехали в городское предместье, пересели в коляску и сразу направились к «Измайловским светлицам». Сам, знаешь, – казармы Измайловского полка первые близ петергофско-ораниенбаумской дороги стоят. Здесь уже с рассвета собрались заговорщики. Завидев коляску, барабанщики ударили тревогу.