В тени креста - страница 28

– А, почто-ж, мы всё тут-то во дворе? Идёмте скорее в мои покои, – заторопился он. Бояре, сдерживая улыбки, проследовали за ним.

В покоях настоятеля было светло.

Солнечные лучи через высокие сводчатые окна падали прямо на середину просторной комнаты, рассыпались широкими полосами по длинному столу из морёного дуба, отражались от множества светильников и лампад, блаженным светом освещали десятки больших и малых икон на стенах.

Все расселись за большим столом настоятеля и Берсень украдкой стал разглядывать отца Михаила, которого вблизи не видел уже давно. С тех пор в нём кое-что изменилось. Вместо стройного русобородого мужа, во главе восседал тучный совершенно седой старик с широкой окладистой бородой, большим мясистым носом и кустистыми бровями.

Когда удалились служки, настоятель тяжело откинулся на спинку своего кресла и ласково посмотрел на бояр, как бы приглашая к разговору.

– Бьём челом тебе отче, – начал за всех Семён Васильевич, по делу мы, вельми важному, как к другу и как к отцу нашему духовному.

– Да ладно уж, прям как к отцу, – продолжая улыбаться, ворчливо ответил довольный Михаил, – небось, молодой боярин без надобности так и не проведал бы, сколь годов уже изредка на службу забежит и фьють – только его и видели. Эх молодость – молодость… Но, давайте к делу, коли уж так.

Бояре переглянулись между собой. Заметив их нерешительность, настоятель кивнул Ивану: – ты младшой говори.

Берсень начал свой рассказ. Вначале он говорил спокойно и размеренно. Но чем дальше, тем сильнее распалялся, и под конец своего повествования, он вскочил и стал метаться вдоль стола, показывая жестами, и как он безуспешно пытался найти следы похищенных с их двора людей, и как его отвадили на подворье Ласкарёвых. А о своей встрече с Дмитрием Ласкарёвым он умолчал. Желая оставить это на потом….

Братья Семён Васильевич и Никита Васильевич, во время рассказа, только подтверждающее кивали головами, а отец Михаил успел несколько раз перекреститься и вытереть со лба пот.

– … А, когда дядя поведал, что видел Силантия здесь, мы поспешили к тебе отче, бьём челом, чтобы ты дозволил поговорить со своим узником, – закончил Берсень и сел на лавку рядом с отцом.

Воцарилась напряжённая тишина. Бояре в три пары глаз уставились на настоятеля, который задумчиво молчал.

– Та-а-к, – наконец протянул он, поднимая глаза и щурясь, как будто от солнечного света. – Это хорошо, что господь вразумил вас прийти ко мне, ибо сейчас такое время, что можно угодить в большие неприятности, настолько большие, что любого человека смолотят в муку. И хотя, я не должен вам этого говорить, но дабы уберечь ваши головы скажу – дело из которого вы не как не хотите вылезти – есть государева забота, а паче того ещё и церковное. Да-да дети мои, ибо человек, о котором вы спрашиваете – преступник и еретик. И этого, я вам сказывать не должен. Но, дабы внести ясность, всё же возьму на себя сей грех: сидельца того, о ком вы просите, вместе с его братом Силантием, забрали ещё с неделю назад государевы люди. А я, на радостях, что избавился от этой чёрной ноши, не только отслужил благодарственный молебен в этом храме, но и испросив соизволения митрополита, совершил паломничество в скит. Там денно и нощно молился об избавлении от скверны, ибо собор наш не темница и держать в нём злодеев не след. Ноне, вернувшись, и услыхав ваш сказ, понимаю, что господь хранит меня, а вас и подавно, ибо за ослушание нашего государя – кара! Но вас она миновала. И мой вам совет: не искушайте господа нашего – отступитесь!