Тарек с радостью заложил бы многих своих бывших коллег, кого не уважал и считал предателями иракского народа. Но в волчьей стае Тарека слишком хорошо знали – его повадки, манеру работы, большинство связей, осведомителей, имена которых фигурировали в отчетах. Теперь новая власть получила доступ к этим документам, и, хотя за десять лет после вторжения Ясем наработал новые контакты, они все же были применимы для террористической деятельности в большей степени, чем для разведывательной. Однако и они могли сгодиться.
…Песчаная буря стихла, оставив песчаные холмики по углам комнаты, которую снимал Тарек у медника с Сук ас-сарая [Сук ас-сарай – старейший рынок Багдада. Там торгуют коврами, изделиями из меди и жести, тканями и многим другим], и тонкий слой пыли на столе и на небольшом платяном шкафу, старом, обшарпанном, из семидесятых годов прошлого века с зеркалом на дверце.
Вернувшись из парикмахерской окрыленным открывшимися перспективами возвращения в профессию, пусть и под другим флагом, Тарек разлегся на скрипучей кровати, сунув под подушку в несвежей наволочке иракский ТТ.
Кабир со своим заданием, полученным из Центра, в ближайшие дни уезжал в Эрбиль, оставив Ясема «на хозяйстве» и пообещав перед отъездом познакомить со связным.
Тарек не посчитал нужным прихорашиваться перед встречей с человеком из Центра. Красивые дорогие вещи остались в прошлой жизни. Он одевался, как торговец с базара – дешевая застиранная рубашка, потертые джинсы и неизменные шлёпки, иногда стоптанные сандалии и белая гутра с уккалом. Вот гутра у него всегда сияла белизной.
Своим запущенным внешним видом он словно протестовал, мол, лишили меня всего, так я могу и в рубище ходить.
Кабир даже замечания ему делал периодически: «Ты мне всех клиентов распугаешь своим видом. Я от тебя не требую чего-то необычного, но рубашку хотя бы погладить можно».
Вот так небрежно одетый Тарек пришел в госпиталь в Эль-Казимии, как велел Салим, предварительно записавшись на прием к доктору Абдуззахиру Ваджи аль-Мусаибу. Медбрат усадил его в коридоре у кабинета и строго велел ждать.
Через полчаса в кабинет Ваджи, постучавшись, шмыгнул высокий господин, благоухающий одеколоном, одетый как англичанин, собравшийся поиграть в гольф. Затем выглянул в коридор врач, по-видимому, тот самый Ваджи, с плешиной и кудрявыми волосами, уцелевшими над ушами.
Убедившись, что Тарек в коридоре пребывает в гордом одиночестве, он уточнил: «Тарек?» – и, когда тот кивнул, добавил: «Проходите».
Внутри пахло одеколоном Гольфиста, как прозвал его про себя Тарек, но самого его видно не было. Ясем покосился на дверь в соседнее помещение.
– Да, да, идите туда, – заметив его взгляд, поторопил Ваджи, с брезгливым выражением лица поглядывая на сандалии «пациента».
Тарек смекнул, что доктор – человек Кабира.
«Попался бы ты мне, хабиби [Хабиби (араб.) – мой милый, мой хороший, обращение, допустимое между мужчинами], лет двенадцать назад, – хищно подумал он, мысленно препарируя Ваджи, – ты бы узнал, как шпионить в пользу чужого государства! А заодно массу нового об анатомии и физиологии и о том, что нельзя судить о человеке лишь по внешнему виду».
Тарек вдруг вспомнил, что встречался с Ваджи несколько лет назад, когда еще жив был Саддам. В 1997 году приезжали врачи из Парижа осмотреть его сына после совершенного на Удея покушения. Тарек летал за ортопедами во Францию. А в Багдаде светил медицины в аэропорту встречали коллеги – багдадские врачи, в том числе и Ваджи.
