В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - страница 19

Мы еще долго бродили по тенистым улицам города. Наталка без умолку говорила, перескакивая с одной темы на другую. Я больше слушал. Иногда в небольшие разрывы ее словесного потока вставлял отдельные короткие фразы. Как ни странно, спать не хотелось. Видимо, сказывалось сильное перевозбуждение от ярких событий уже вчерашнего дня. А может быть, на первом плане были неожиданно вспыхнувшие чувства и влечение друг к другу. Мы не скрывали, что нам хочется продлить эти неповторимые мгновения… Но первые проблески рассвета, также красочно описанные в поэме «Полтава», окрасили все вокруг и подсказали, что пора расставаться:

А для нас это было не пробуждение. Скорее удивительный сон наяву. Но настало время его прервать и после бессонной ночи отойти по-настоящему ко сну. Прощание вылилось в пылкий естественный порыв, свойственный чистой неискушенной молодости. Мы окунулись в мир самых светлых чувств…

В прологе многогранного и глубоко философского «Дневника любви» Пришвиных «Мы с тобой» о том времени написано: «Над миром нависла черной тучей война. В это страшное небывалое время встречаются двое, и из их встречи рождается любовь. Несмотря на то, что любовь эта протекает среди общих страданий, перед лицом которых она должна бы укрыться в тени и неприметности, несмотря на то, что она рождается не просто, не сразу, самим любящим дается тяжело…»[13]

И все-таки на таком невиданном по масштабам катастрофы переломе жизни, от которого нас отделяли считаные дни, наши юные души тянулись друг к другу.

Мама с тревожным ожиданием дожидалась моего прихода. Для родителей непривычно было мое ночное отсутствие, хотя они знали его причину. Четырехлетняя сестренка сладко посапывала в самом теплом и уютном уголке нашей комнаты. Папа молча завтракал перед уходом на работу. Но я заметил, что вид у него озабоченный. Завершив завтрак, он подошел ко мне и как-то отстраненно произнес:

– Вчера директор завода назначил меня, несмотря на запятнанное прошлое, своим заместителем по ремонту очень серьезной техники.

Что это значит, я сразу не мог понять. Хотя быстро сообразил, что подразумевается военная техника. И сказал:

– Папа, но ведь это повышение! А вид у тебя совсем невеселый.

Отец своей большой теплой ладонью не то погладил, не то пригладил мою непокорную шевелюру. Медленно, в глубокой задумчивости произнес:

– Понимаешь, сынок, это назначение – непростое. Повысили не только меня, но и других специалистов, опытных и знающих. Возможно, это связано с приближением каких-то чрезвычайных событий. И так думаю не только я. Меня очень беспокоит ваша судьба, если что-то случится.

Поцеловав маму, проснувшуюся сестренку, которая радостно защебетала, и меня, он быстрым шагом ушел на работу. Отец был добрейшим человеком, но по-мужски сдержанным в проявлении чувств. Женская половина редко удостаивалась поцелуя перед уходом и после прихода его с работы. Ласковое слово «сынок» я слышал лишь в последнее время, когда остепенился и стал меняться в лучшую сторону. Зато отец как бы «оттаивал» при общении с рыжекудрой дочкой, которой старался посвятить все свое свободное время. Он любил ложиться на диван, сажать ее верхом и вместе с ней распевать песни. Яна слов не знала, но старалась подпевать, как могла. Вот как это было: