В тени вечной красоты. Жизнь, смерть и любовь в трущобах Мумбая - страница 31

В конце тяжелого дня, а таких у Сунила было много, он сдавал Абдулу то, что удалось уберечь от посягательств алчных коллег по цеху. Матангам удавалось заработать в среднем по сорок рупий в день, но у Сунила выходило не более пятнадцати – эквивалент тридцати трех американских центов. Мальчик понимал, что никогда не вырастет, пока не найдет альтернативные места сбора отходов, такие, о которых другие не подозревают. Придя к такому выводу, он перестал обращать внимание на конкурентов и стал пристальнее наблюдать, кто и как выбрасывает мусор. Так поступали все вороны в Аннавади: они сначала долго кружили и рассматривали интересный объект, а потом уже спускались, чтобы взять свое.

Богатые туристы наверняка оставляли много ценного в мусорных урнах в международном терминале и рядом с ним. Но охрана аэропорта безжалостно прогоняла всех мусорщиков, которые пытались вступить на эту территорию. Старожилы в Аннавади говорили, что они вышвыривали даже детей, которые хотели просто посмотреть, как меняются надписи на табло прилета: они перелистывались с забавным звуком «чаки-чаки-тр-р-р». У рабочих на стройке нового терминала тоже, наверное, был подходящий для утилизации мусор. Но площадка была огорожена высоким бело-голубым металлическим забором, перелезть через который невозможно. В полицейском участке Сахар, располагавшемся на территории аэропорта, тоже было чем поживиться. Но, как и все жители Аннавади, Сунил боялся полиции. Оставалось одно: обратить внимание на стоянку желто-черных такси рядом с офисом полиции. На самой стоянке ловить было нечего, так как ее курировали другие мусорщики, но может, в ее окрестностях что-то отыщется?

Водители, ожидавшие клиентов, покупали еду тут же, в небольшой продуктовой палатке.

Большинство таксистов, выпив чай из пластиковой чашки и съев самосу[27], бросали мусор прямо себе под ноги. Так поступали очень многие, но не все. Некоторые перекидывали стаканчики и бутылки за низкую каменную стену за палаткой. С другой стороны стена выходила на крутой и высокий, примерно двадцатиметровый склон, который вел к реке Митхи. Точнее, это была не сама река, а бетонный отвод, в который ее перенаправили из родного русла при расширении аэропорта. Наверное, водители воображали, что их мусор попадает в воду, и его уносит бурным потоком куда-то далеко. На самом же деле отходы не долетали до реки, а по большей части скапливались с другой стороны стены на каменном уступе на полтора метра ниже ее верхней части. Ветер прибивал сюда и всякий другой пролетающий мимо мусор. Все это Сунил выяснил, забравшись на стену и внимательно рассмотрев то, что находится внизу. Выступ был узким, но худой и ловкий мальчик мог бы попробовать, балансируя, собрать эти трофеи.

Конечно, спрыгивая со стены на уступ, он мог промахнуться или оступиться. Тогда он упадет в реку. Плавать Сунил умел: он научился этому в Наупаде, трущобном квартале рядом с отелем «Интерконтиненталь». Каждый год во время сезона дождей квартал затопляло. При этом он никогда не слышал, чтобы в Наупаде кто-нибудь утонул. Наоборот, все считали, что плавать по улицам очень даже весело. Чего не скажешь о реке Митхи, изобиловавшей и непредсказуемыми подводными течениями, и водоворотами. Случалось, здесь гибли люди.

Уступ тянулся от стоянки такси вдоль всей стены (а это почти 120 метров) и в конце упирался в низкое ограждение, за которым располагалось ведущее в аэропорт шоссе. Иногда проезжавшие водители притормаживали и указывали друг другу и своим пассажирам на мальчонку, осторожно шагающего по узенькому выступу высоко над водой. Глядеть на это было страшновато. Но Сунилу нравилось, что со стороны он выглядит, как настоящий каскадер. На деле все это было не более опасно, чем отираться на Карго-роуд или собирать мусор на улицах, по которым ходят банды, выкрикивающие «Бей бхайя!». К тому же он готов был идти на риск, только бы не остаться карликом или коротышкой. По мере того, как он продвигался по уступу, мешок распухал, и нести его было неудобно. Но он научился концентрировать внимание только на том месте, которое видел прямо перед собой, и не смотреть ни вниз, ни далеко вперед.