В то далёкое лето. Повести, рассказы - страница 22
Было ли все это, или сама Анаит придумала те несколько, быстро пролетевших, недель с Кареном? Нет, было, все было, те недели тоже были, но так быстро пролетели… Иногда, Анаит казалось, что она сойдет с ума от счастья. Интересно, где сейчас Карен? В какие дали бросила его судьба? А, может, он вообще, где-то близко. Но, неужели, не все равно, где он? И, если бы даже он находился здесь, рядом, для Анаит было бы то же самое, что на другом краю земли. Однажды, он, по какому-то случаю, сказал ей: «Запомни мое слово, придет время, и тебя уничтожит твой изменчивый характер»
В ущелье, под липами, послышались шаги, беспокойно заквакали лягушки. Анаит перешла через деревянный мостик, под которым какое-то мгновение зажурчал ручей, и начала подниматься по дороге вверх. Она снова вспомнила Карена, горько усмехнувшись в темноте. В общем, в словах Карена была правда. Может, имея твердый характер, в жизни все у нее сложилось бы не так. Интересно, а как устроилась его, Карена, жизнь? Он очень гордился своей силой воли и чрезмерной непоколебимостью характера. Кто знает, может его жизнь хорошо устроена. Иначе, хоть раз бы приехал. Ведь уже несколько лет не был в родном селе. По всей вероятности, Карен пишет письма родителям.
Однажды, это было давно, Анаит захотела взять у родителей адрес Карена. В тот день она не работала, и, кто-то из соседей, она сейчас не помнит, кто, сказал, что отец Карена плохо себя чувствует, ночью у него был сердечный приступ, из райцентра вызвали скорую помощь. Схватила «Волокардин» и «Валидол» и побежала к ним домой. Думала, заодно, возьмет адрес Карена. Однако, мама Карена встретила ее довольно грубо. «Ты не только Карена, ты и нашу жизнь испортила, – сказала она тогда, – потому что, не будь тебя, наш сын сейчас жил бы с нами, и его престарелые родители не были бы вынуждены перед кем-то склонять голову. Это из за тебя с его сердцем так стало, ты сделала человека больным, все по твоей вине произошло, и не смей показываться ему на глаза.» Анаит стояла во дворе, пристыженная, растерянная, не зная, что сказать. Еле сдерживая себя, чтоб не разрыдаться от оскорблений, она развернулась и нерешительными шагами пошла домой. Дома никого не было. От волнения дрожали губы, но она не плакала, лишь почувствовала слабость в сердце. Подойдя к столу, она дрожащими пальцами включила старый патефон, оставшийся с военных лет, и патефон запел грустным голосом:
Завяжи на прощанье платок,
Завяжи, подари его мне…
И накрепко, как на платке узелок,
Связал нас счастливый денёк…
Не имея сил сдерживать себя дальше, она упала вниз лицом на постель и долго плакала. Как же она виновата, что они одни, что им тяжело одним в четырех стенах? Какова ее вина в этом, и неужели, ей, Анаит, легче? У самой Анаит есть немало причин, чтоб винить их, родителей Карена, как раз, в том, что они погубили его жизнь. Но зачем, почему разбередили раны? Неужели, это им даст что- нибудь? И, неужели, все дело в том, что те старые раны всегда будут свежи, до конца дней так и будет сжиматься от боли сердце Анаит, и она не сможет об этом никому рассказать, потому, что, чем глубже рана, тем тяжелее о ней говорить. Щемит сердце, словно, стог, молча, безропотно тлеет изнутри, и только стон клубится как дым. Иногда, Анаит казалось, что не выдержит, закричит от боли… Но не всегда делаешь то, что хочешь, иногда вынужден смеяться, вместо того, чтоб плакать. И не так легко кричать от боли, когда рядом с тобой твой сын и любящий тебя, добрый муж. Муж знает, что Анаит его не любит. От этой мысли он часто впадает в необузданное бешенство, пьет до сумасшедствия, (хотя спиртные напитки не переносит), и безжалостно бьет Анаит, приговоривая, что она погубила его жизнь. А утром, придя в себя, начинает слезно просить прощения. И Анаит прощает его, и не только потому, что понимает мужа, (от того, что она понимает мужа, ей легче не становится), больше всего она прощает мужа, потому, что ей ничего не остается, как простить, ведь, все равно, их жизнь останется той же мукой. Муж тоже это понимает, поэтому после работы уходит к родителям и возвращается поздно вечером, когда Анаит уже спит, (или притворяется спящей).