В то далёкое лето. Повести, рассказы - страница 32
– Что он тебе сказал?
– Глупости, – Анаит заставила себя улыбнуться, – глупый он, не стоит обращать внимания.
– Но он чем-то тебя обидел, – упрямо настаивал Карен.
– Говорит, любовь – любовью, а замуж выйдешь за меня. Наверное, домашнее вино на него плохо действует, – она снова попыталась улыбнуться, и испуганно посмотрела на Карена, у которго лицо мгновенно стало свирепым. Это насторожило Анаит. Она. схватила Карена за руку:
– Не стоит из-за пустяка драться. Только этого сейчас мне не хватало, – потом быстро пришла в себя и добавила: – Прости, я хотела тебе сказать… Ведь это сейчас нам не нужно… Неужели сейчас этому время? – и, не получив ответа, она поменяла тему: – Ты пойдешь встречать рассвет?
Наконец, Карен, будто, очнулся, лицо его стало добрее, и улыбаясь, он сказал:
– Пойду, наверное, но…
– Но, что? – спросила Анаит.
– Все это – встреча рассвета, розовое будущее, придуманное для детей, мне кажется бессмысленной забавой. А тебе?
– Не знаю, я об этом не думала. Просто, красивая школьная традиция. А мы не дряхлые старики. Не правда ли?
– Конечно, правда, но…
– Не нужны эти «но», просто, думай о хороших вещах и больше доверяй мне. Это моя единственная просьба к тебе, не считая, что у меня есть еще одна просьба, скорей, это не просьба, а заветное желание моего сердца. Я бы хотела, чтобы ты всегда был рядом со мной, чтобы был моим.
– Я твой навсегда, но…
– И снова «но»?
– Нет, мое слово о доверии. Почему тебе кажется, что я тебе не доверяю?
– Во всяком случае, ты до сих пор не посчитал нужным рассказать мне о том, что тебя мучает. Я понимаю, что эта горечь, каким-то образом, связана со мной. Я делаю тысячу и одно предположение, одно ужаснее другого, а ты, как черепаха в своем панцире, замкнулся сам в себе и молчишь… Даже не хочешь говорить, почему ты так внезапно решил ехать в Казахстан… Оо, Господи… снова пришел, – Анаит посмотрела на Мушега, стоящего в дверях зала.
– Шепчетесь, да? – добродушно смеясь, произнес Мушег. Видно было, что он, действительно, немного пьян. -Можно присоединиться к вам?
– Можно, – глядя на него исподлобья, недовольно произнес Карен. Мушег, легонько покачиваясь, подошел, прислонился к широкому подоконнику, скрестил руки на груди, воинственно вызывающая его поза не соответствовала его бесконечно веселому настроению:
– А ты не смотри на меня так, Карен. Я пришел с миром, а вы… значит… вы встречаете меня в штыки? Не помню, кто сказал. Скажем, это и не важно. Я обидел Анаит, и я пришел признаться ей в своей вине. И попробуйте после этого сказать, что я невоспитанный идиот.
– Ты воспитанный идиот, – с горькой полуулыбкой вздохнул Карен.
– Смотря, кто это говорит, если спросить у моей матери, лучше меня парня нет во всем мире. …Но, вот, некоторые гении, в масштабах школы, конечно, все-таки не от большого ума отказываются идти учиться.
– А это, что, очень огорчает тебя?, – рассерженно сказала Анаит. – Тебе какое дело?
С лица Мушега мгновенно исчезла напускная смешливость.
– Ты бы имела право задать такой вопрос, если бы я имел ввиду нас троих, вместе взятых, – сказал он серьезно и замолчал на минуту, давая возможность Анаит «переварить» намек. – Но я говорю только о Карене. Откровенно скажу, ты с неба звезды не доставала. Я тоже не бесталанный, но, в то же время, я очень далек от звезд. А вот он, – Мушег пальцем указал на Карена и снова перешел на иронический тон, за которым, между прочим, становилась заметной искренность того, о чем он говорил. -А вот, он… Он – звезда первой величины… Как выразиться мне, чтоб было понятно и ясно?..В нем есть искра Божья, а именно, искра таланта… Одним словом, есть огонь, человек гениален конкретно, в общем. И каждого честного и порядочного человека должна беспокоить судьба гения, даже если он гений школьного масштаба. И в конце, желаю добавить, что ты, Карен, по отношению к себе – дурак первой величины.