Но шланг-то качался.
Медсестра постояла мгновение с конвертом в руке. Достаточное ли это основание, чтобы поднимать тревогу? Поднимать на уши всю клинику, отвечать на вопросы спящего охранника и его противных коллег, а потом выслушивать их шутки по поводу слуховых галлюцинаций. А потом наткнуться на скептическое отношение руководства больницы, которое как раз собирается сокращать штат. Сейчас, когда она только начала переписываться с частной клиникой на Лансароте.
Нет, ей все это почудилось.
Определенно померещилось.
Она положила конвертик в карман и, возвращаясь в коридор, где охранник на тот момент практически лежал на полу, всеми мыслями была уже в испанских глаголах.
На стене за спиной у одетого в костюм мужчины висел целый ряд фотографий таких же мужчин в костюмах. Ее поражало, что следить за моральным статусом полиции поручено было исключительно мужчинам. Хотя должно быть, скорее, наоборот.
– Комиссар Русенквист, – строго произнес мужчина. – Будьте добры, сосредоточьтесь.
– Я сосредотачивалась, – ответила Дезире Русенквист, которую все называли Ди. – Я была сосредоточена все два дня, пока меня допрашивали люди интенданта Эскильссона – естественно, мужчины, – и делали они это с большим пристрастием.
– А теперь мы пытаемся подвести итоги, – угрюмо проговорил интендант Эскильссон. – И я был бы вам благодарен, если бы оторвали наконец взгляд от приятных как никогда лиц моих предшественников.
Ди показала на одно из лиц в конце ряда, лицо с красной бородавкой на щеке, и сказала:
– Вот он читал нам лекции о внутреннем регламенте, когда я училась в Высшей школе полиции, на последнем курсе.
Лейф Эрикссон обернулся, проследил, куда указывает палец Ди, и кивнул с несколько озадаченным видом.
– Да, Йельм, – пробормотал он. – Ну и что, нравилось?
– Насколько я помню, он нам подробно объяснял, почему полицейские должны постоянно задумываться над своим отношением к монополии на силу.
Эскильссон кивнул и ответил:
– Но вообще-то он у нас в каком-то смысле белая ворона…
– Да? – заинтересовалась Ди.
– Он потом перешел в СЭПО, и непонятно, чем он там занимался. А затем вообще уехал в Европу при невыясненных обстоятельствах. Теперь занимает какую-то высокую должность в ЕС. Да вы наверняка слышали эту историю…
– На самом деле, нет.
– Но мы сейчас не об этом, – спохватился Эскильссон и со скрипом придвинул стул к письменному столу. – Мы говорим об итогах. Меня больше всего интересует ваш собственный вывод, комиссар Русенквист. Как вы сами оцениваете ваши экстравагантные выходки?
Ди помолчала. Она задумалась, взвешивая каждое слово, которое собиралась произнести. Наконец ответила:
– Настолько хорошо, насколько это позволяют человеческие возможности.
Эскильссон бросил на нее скептический взгляд.
– Тут уже по всему учреждению ходят слухи о некоем подвиге, – произнес он. – Если верить этим слухам, вы самостоятельно разоблачили доселе неизвестного серийного убийцу, нашли немалое количество до сих пор неизвестных жертв и активно содействовали нейтрализации этого самого убийцы. Однако подобные слухи не учитывают противоречивых, если не сказать омерзительных обстоятельств произошедшего.
Ди смело встретила его взгляд.
– Надеюсь, в ходе долгих допросов вы все же уяснили, что некоторые отступления от правил были просто необходимы, – сказала она. – Иначе у нас не было бы ни малейшего шанса.
