«В заговоре против пустоты и небытия». Неотрадиционализм в русской литературе XX века - страница 2
К вопросу о терминах
Мы считаем целесообразным, вслед за В. Тюпой и Ж. Баратынской, включить в понятийный тезаурус нашей работы понятие «традициональный» (и соответственно «неотрадициональный»), смысловое наполнение которого отлично от привычных значений таких слов, как «традиционный» и «традиционалистский». Дело в том, что понятие «традиционный» уже имеет устойчивые коннотации и в обиходном употреблении, как правило, подразумевает следование сложившемуся в прошлом канону, заимствование уже известных форм и вызывает устойчивые ассоциации с «привычным», «обыкновенным» и т. д. Подобная (ретроспективная, по существу) установка, как нам представляется, составляет лишь частный и достаточно узкий аспект тех интенций сознания, которые можно назвать традициоцентричными[19]. Что касается определения «традиционалистский» (или «традиционистский»), то оно, как и большинство подобных прилагательных с суффиксом – ск-, ощутимо несет в себе оттенок «партийной» / направленческой принадлежности и ставит акцент не столько на сущности явления, сколько на его отнесенности к некой исторической общности. Кроме того, в силу определенных языковых привычек нам нелегко воспринимать такого рода прилагательные без негативного ореола (ср. «декадентский», «авангардистский» и т. д.). Слово «традициональный» в этом отношении воспринимается более нейтрально, не предполагает обязательных пассеистических[20] и фракционных коннотаций и может быть использовано для обозначения таких свойств творческого сознания, которые знаменуют его устремленность к идеалам преемственности, духовной солидарности и ценностного единства.
Часть 1
Теоретические аспекты нового традиционализма
1.1. Поляризация творческого сознания в неклассическую эпоху: постановка проблемы
При всех разногласиях в вопросе о систематизации литературных явлений минувшего века большинство специалистов на сегодня так или иначе сходятся в убеждении, что рубеж XIX–XX столетий в Европе и России стал также рубежом, обозначившим завершение эпохи классической художественности и начало периода неклассического (или постклассического) искусства слова. Эпохальное творческое сознание решительно и необратимо выходит в это время из веками существовавших парадигматических рамок[21]. Традиционные иерархии, начиная с предромантизма постепенно терявшие свою непререкаемую внешнюю авторитетность, отныне бесповоротно утрачивают не только нормативную общеобязательность, но и конвенциональную общезначимость, – сколь бы твердой ни была решимость отдельных творцов сохранить верность освященным преданием устоям и ориентирам. «Долгое время казалось, – замечает В.М. Толмачев, – что разного рода катастрофические предчувствия, перенесенные в область литературы… не более чем наваждение артистической богемы. Ее представители были достаточно малочисленны по сравнению с представителями академического, официозного, наивно-бытописательного, развлекательного искусства. <…> Тем не менее открытое ими ощущение неустойчивости, хрупкости, а то и фальши традиционных для второй половины XIX в. форм культуры и быта… было “подтверждено” катастрофой Первой мировой (или “великой”, как ее называли современники) войны. Война подытожила в культуре то, что задолго до нее носилось в воздухе…»