– Может, и так, нэсс, да знаете… постоишь тут с моё… – он снова почесал в затылке, – начнешь примечать. Сдается мне, Аден вовсе не из таких вот Мир была. Пожалуй, даже хорошего рода. Иногда как возьмется знатную нэсс изображать – ну ведь один в один, а другая кривляется – а толку нет!
– Хорошие актерские данные, – предположила я, но взяла это на заметку.
– И еще – ей тут нравилось, взаправду, – добавил Лиден. – Многие ж как приходят: думают, попляшу годик-другой, деньжат скоплю – и обратно на ферму, замуж. Как бы не так… затягивает это. А Аден вроде другого ничего и не хотела, радовалась, что сюда попала, всегда с огоньком выступала!
– Говорю же, прирожденная актриса. Ей бы к хорошему импрессарио попасть, вышел бы толк.
– Так твердили ей: сходи попробуйся в настоящий театр… или вон в синематограф набирали девиц! А она ж была рослая, всё при ней, не то чтобы красавица, но видная, хорошо бы смотрелась… Нет, упёрлась – остаюсь тут, и всё, – он перевел дыхание и добавил: – Я как-то спросил: ты что ж, думаешь до старости ноги на сцене задирать? Скоро молоденькие подрастут, а вас всех попросят отсюда, и что тогда?..
– А она что сказала? – насторожилась я.
– Засмеялась и говорит: а с чего ты взял, что я до старости доживу? – вздохнул он. – По плечу меня потрепала и убежала.
«Час от часу не легче! Неужто в самом деле кто-то ее преследовал?» – подумала я, но дальнейшие расспросы ничего не дали. Да, Аден встречалась с разными мужчинами, но не всерьез. О будущем не думала, жила одним днем, а больше всего напоминала человека, вырвавшегося на свободу если не из тюрьмы, так из душной комнаты… А вот это интересно!
– Ну хорошо, оставим пока это, – сказала я. – Открою вам секрет: полиция считает, что в Аден стреляли откуда-то от самых дверей…
– Быть не может! Я бы и услышал, и уви… гхм… – смутился Лиден. – Ну, я всегда же захожу посмотреть, управляющий не ругается. Двери-то я запираю! И стою подле них, а внутри или снаружи, без разницы, все равно никого постороннего не впущу! И я хоть и косой, но не слепой, и если б кто где-то рядом со мной стрелять вздумал, заметил бы!
– Вот и мы так подумали, – кивнула я и огляделась.
Зал был устроен небольшим амфитеатром, всего три яруса: тот, что возле сцены, самый большой, он же танцпол, второй – наиболее узкий, и третий, откуда до дверей было рукой подать. Так может…
Я подошла к одному из столиков и посмотрела на сцену, где репетировал кордебалет, но вяло, без огонька: девушкам явно страшновато было плясать на том месте, где ночью лежала их убитая подруга.
– Нэсс Лиден, а эти столики всегда стоят вот таким образом? – указала я карандашом.
– Ну да, так, чтобы и зрителям удобно было, и официанты могли пройти и никому не помешать смотреть, и не задеть.
– Точно-точно всегда? Не бывало такого, чтобы вот этот, – я указала на один из них, стоявший ближе к центру, – или этот передвигали?
– Нет, ну немного-то всегда двигают, потому как зрители же буйные бывают, вскакивают там… Иногда компания приходит, вместе составляют, – нахмурился он. – А хотя…
– Ну же?
– Да один нэсс просил меня подвинуть ему столик, чтобы лучше видеть сцену, – произнес швейцар, – да-да… Он всегда садился тут, каждый раз. Я как-то не удержался, спросил, мол, чего поближе-то не сесть, а он сказал, что у него зрение так хитро испортилось, что ему издалека видно лучше, чем вблизи, вот. Ну и одним глазом он лучше видит, надо, значит, немного подвинуться. А мне что, мне не трудно, тем более, на чай он всегда щедро оставлял!
