Дядя сидел рядом с ее кроватью, смотрел на племянницу. На глазах у него были слезы:
– Прости меня, дурака. Думал, сразу узнаешь, и будет смешно. А вышло вот как. Ты уж прости меня, красотка…
Она глядела на дядю. Его круглое в веселых морщинках лицо всегда так забавило, притягивало ее. А теперь, теперь почему-то было совсем неинтересным и чужим.
Эрика, конечно, простила дядю. Но уже не провожала его до калитки. И не спрашивала:
– А ты приедешь еще?
Теперь каждый раз, видя дядю, она вспоминала ужас, который испытала в тот день. Снова и снова видела, как на нее из-за деревьев надвигается что-то темное, бесформенное, ощущала, как ее хватают и волокут вглубь сада за ту кучу листьев и травы…
Позже дядя всячески пытался сгладить свою вину, задобрить Эрику. Приезжал чаще, привозил больше подарков. Но она сторонилась его. Уходила в свою комнату. Отказывалась идти с ним на прогулку, в парк к качелям и аттракционам. И сейчас, узнав, что он будет на эти выходные дни в родительском доме, Эрика задумалась над тем, что, может быть, стоит перенести поездку на другие дни. За все время, пока она жила в большом городе, они ни разу не виделись с дядей. Ну и еще не увидятся…
Но ведь она уже пообещала приехать. Пообещала прежде, чем узнала о визите дяди, совпадающем с ее приездом. И к тому же ей вовсе не хотелось сидеть дома два выходных дня из-за того, что кто-то ходит за ней на улице. В конце концов, в чем виноват дядя?! Он Эрику так любит. Дядя Борис и напугал-то ее только для того, чтобы позабавить свою обожаемую племянницу. Эрике давно, давно пора как-то перебороть себя. Взять дядю за руку и пойти с ним в парк к качелям и аттракционам. Погулять с ним так, как они гуляли до того самого случая…
Эрика думала о дяде несколько дней по дороге на работу и обратно. Если б он жил в этом городе, то, узнав о ее преследователе, наверняка сопровождал бы ее на пути между домом и остановкой трамвая. Но он далеко. А шаги за спиной каждый вечер так близко. И фигура под деревом. И шорохи за дверью. И без снотворного не уснуть.
Игоря в кабине трамвая в эти дни она не видела – их графики не совпадали. И механик в аптеку не заходил. Но Павел разговаривал с Марией по телефону. И, видимо, спрашивал у нее об Эрике. Во время разговора с механиком коллега время от времени бросала на нее взгляд. Не очень ласковый.
Но в четверг Игорь уже должен был быть. И он был. Как всегда плавно остановил трамвай на остановке. Улыбнулся ей. И Эрика, зайдя, улыбнулась ему. Дойдя до своего третьего места, снова обнаружила букетик. Снова из васильков. Цветы лежали на газете, свернутой так, что в глаза сразу же бросилась фотография с подписью:
«Вечером в парке обнаружен труп еще одной молодой девушки. Она оказалась полностью раздета, но, по предварительным данным, не изнасилована. На теле – следы избиений. По понятным причинам мы публикуем только лицо пострадавшей…»
Эрика, конечно же, сразу узнала это лицо. Лицо, как у покончившей с собой вагоновожатой. Лицо, как у той, убитой в субботу девушки, которую подозревали в употреблении наркотиков. Лицо, как у Эрики. Маленький носик. И светлые волосы. И без очков, как она сегодня. Эрика бережно положила букетик на колени, медленно развернула газету. Кроме подписи под фотографией было и сообщение:
«Как заметили читатели, за последнее время это уже не первое убийство молодых девушек в нашем городе. За разъяснениями к инспектору полиции Д.Аргону обратился наш корреспондент С. Кунц:
