Кровь еще пульсировала в жилах, горячая и чужая, смешиваясь с их собственной, холодной, вампирской. Запах металла и смерти висел в воздухе, густой и притягательный. Алина стояла, прислонившись к обшарпанной стене зала, ее дыхание было прерывистым, а глаза, еще недавно полные ужаса, теперь горели диким, незнакомым огнем. Она чувствовала себя опустошенной, но в то же время невероятно живой, почти всемогущей. И этот контраст пугал ее больше всего.
Виктор наблюдал за ней. Его взгляд, обычно отстраненный и скучающий, теперь был острым, хищным. Он видел ее, настоящую, без прикрас – обнаженную в своей новой, чудовищной сущности. И это зрелище не отталкивало его, а лишь разжигало древнее, почти забытое желание. Он сделал шаг, затем еще один, медленно, словно хищник, загоняющий жертву. Алина не двинулась, завороженная его приближением, его силой, его аурой, что проникала в каждую клеточку ее новообретенного тела.
– Ты чувствуешь это? – Голос Виктора был низким, хриплым, обволакивающим. Он подошел вплотную, его тело нависло над ней, словно тень. – Это не просто голод. Это пробуждение. Пробуждение зверя.
Его рука скользнула по ее щеке, ледяная, но оставляющая за собой след жгучего тепла. Алина вздрогнула, но не отстранилась. Она чувствовала себя пойманной, но одновременно желала быть пойманной. Желала подчиниться. Желала раствориться в этой новой, пугающей реальности.
– Я… я не знаю, что это, – прошептала она, ее голос дрожал. – Мне… мне страшно.
– Страх – это хорошо, – прорычал Виктор, его пальцы сжались на ее подбородке, заставляя поднять голову. – Страх – это часть игры. Часть нас. Он делает кровь слаще, а наслаждение – острее.
Его губы коснулись ее шеи, легкое, почти нежное прикосновение, которое, однако, обожгло Алину до самых костей. Она почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь, а внизу живота зародилось странное, тянущее ощущение. Это было нечто большее, чем просто возбуждение. Это был инстинкт. Зов природы. Зов хищника к хищнику.
– Ты моя, – прошептал Виктор, вдыхая ее запах, запах крови, страха и пробуждающейся похоти. – Сегодня ночью ты моя. И ты узнаешь, что значит быть живой. По-настоящему живой.
Он подхватил ее на руки, легко, словно пушинку, и понес вглубь особняка. Алина не сопротивлялась. Ее разум, еще недавно цеплявшийся за остатки человечности, был затуманен жаждой, кровью и этим новым, властным притяжением. Она лишь обвила руками его шею, уткнувшись лицом в его холодную кожу. Сердце, ее новое, небьющееся сердце, колотилось в груди, отдаваясь глухим, первобытным ритмом.
Он донес ее до одной из многочисленных спален, где некогда стояла роскошная кровать, а теперь лишь остатки старой мебели валялись на полу. Виктор не стал тратить время на церемонии. Он просто опустил ее на матрас, жесткий и пыльный, но для Алины он казался мягче пуха. Его тело нависло над ней, закрывая собой тусклый свет луны, пробивающийся сквозь разбитые окна.
– Смотри на меня, – приказал он, его глаза горели красным в полумраке. – Смотри и запоминай. Это твоё новое начало.
Его руки скользнули по ее телу, разрывая остатки одежды, которая казалась такой чужой, такой ненужной. Алина не чувствовала стыда. Только дикое, всепоглощающее желание. Она чувствовала, как ее собственное тело отзывается на каждое его прикосновение, как мышцы напрягаются, а кожа покрывается мурашками. Это было грубо, почти насильственно, но в то же время невероятно возбуждающе. Она была его, и она хотела быть его. Хотела познать эту новую, темную сторону себя.
