Он улыбается.
– Да, можешь, потому что ты единственный наш репортер, который говорит по-русски.
– Я говорю на всех языках. Это одна из причин, по которой ты меня нанял. Ну, и за мое милое личико.
Он театрально закатывает глаза. Только Джексон и моя семья знают о том, что у меня есть талант к распознаванию лжи и лингвистические способности. Мой дар каким-то образом помогает мне «разглядеть» правду на любом языке, а следовательно понимать и говорить на них всех. Это единственное, что отличает меня от большинства других Ведьм Верити, хотя большую часть времени я говорю по-английски или просто слушаю. Прикинуться дурачком – самый быстрый способ узнать истину. Вы получаете гораздо больше информации, если люди думают, что вы их не слушаете.
Джексон придвигает ко мне папку вместе с толстым конвертом.
– Большая часть информации находится здесь, как и твои документы. Все, что тебе нужно знать, зашифровано в твоей учетной записи в «Хронике». Завтра я посажу тебя на самолет в Москву.
Беру папку в руки и еле сдерживаю улыбку. Джексон всегда на шаг впереди. Он точно знал, что это дело для меня. Я направляюсь к двери.
– И, Саския, – окликает он меня, – ни о чем не беспокойся, все будет хорошо. Мы позаботимся о твоей безопасности.
Слышу звон лжи, но все равно улыбаюсь.
– Уверена, что так и будет. – Ухожу, и дверь плотно закрывается за мной.
Почему Москва?!
Ненавижу холод. Если Джексон хотел меня наказать, он мог бы привязать меня к столу и хорошенько отшлепать, как нормальный человек. Но не отсылать меня в славянскую вечную мерзлоту. Посмеиваюсь от собственного остроумия. И даже раздумываю, не отправить ли ему сообщение, но вовремя себя торможу.
Сначала флирт на работе, а потом сексуальные домогательства. Из-за моих глупых проделок Джексон сегодня почти меня уволил.
Иду домой, ноги дрожат от каблуков, совсем не предназначенных для прогулок. Застегиваю пальто. В январе в Нью-Йорке холодно, и я снова сомневаюсь в своем жизненном выборе, когда внезапный порыв ветра задувает под мою короткую юбку и просачивается через колготки.
Я могла бы жить на Гавайях, но нет. Впрочем, неважно. На мой взгляд, на Гавайях слишком много гнезд Сирен. Меня даже передергивает. Чертовы Сирены.
Полагаю, стоит привыкнуть к вагинальному обморожению, потому что по сравнению с Нью-Йорком московская зима намного хуже. Телефон начинает вибрировать в кармане, и внутри меня все сжимается. Возможно, Джексон передумал давать мне последний шанс?
Пусть это будет не Джексон. Пусть это будет не Джексон.
Начинается дождь, и я прячусь под навесом хипстерской кафешки.
Это не босс пишет мне, а моя мама, которая, как обычно, раздражает. Я просматриваю ее сообщение и вздыхаю.
На следующей неделе в Нью-Йорк приедет новая глава АМ, поэтому я назначила вам встречу в «Ритце». Ее зовут Луиза. Вторник, 2 часа дня. Лучше будет с ней поладить. Надень что-нибудь подходящее.
Да, это точно моя дорогая мамочка. Никакого «Привет, как дела?». Ни «Во сколько ты будешь свободна?». Ни «Есть ли у тебя время встретиться с новой стервой АМ, которая во время странного чаепития в шикарном и дорогом «Ритц» только и будет, что пытаться надавить на тебя, лишь бы ты присоединилась к нам?». И напоследок – «надень что-нибудь подходящее» значит «не надевай свою примитивную безвкусную одежду».
У мамы не возникает вопросов. Она даже не задумывается. Просто дает указания и ставит перед фактом, пытаясь привлечь меня к работе в ее отделе. К ее жаждущему власти культу. Так было еще до исчезновения моей блудной сестры, и с тех пор стало только хуже.
