Вампиры. Происхождение и воскрешение. От фольклора до графа Дракулы - страница 6
Слова Мэри о том, что происходило: «Лорд Байрон и Шелли постоянно вели долгие беседы, которые я внимательно, но молча слушала» – также могли быть не совсем точными: разговор, о котором идет речь, вероятно, происходил между Полидори и Шелли.
Запись в дневнике врача от 15 июня описывает беседу с Шелли о «принципах – следует ли считать человека просто инструментом», предмете, в котором Полидори был в некотором роде экспертом: он не только защитил свою диссертацию о лунатизме и гипнотических трансах в прошлом году, но и совсем недавно, 12 июня, обсуждал эти и связанные с ними вопросы с еще одним выпускником Эдинбургского университета доктором Одье, который по счастливой случайности жил неподалеку. Возможно, конечно, что разговор Полидори с Шелли подтолкнул к еще одному позже вечером с участием Байрона, Шелли и Мэри Годвин, когда врача уже не было в комнате. Но вполне вероятно, что разговор, касающийся «различных философских доктрин», о «природе принципа жизни» и о том, обладают ли люди свободой воли, велся с доктором Полидори.
Семейная игра с историями о привидениях, похоже, была гораздо менее добродушной и забавной, чем следует из рассказов Мэри. Полидори был претенциозен и раним. Клэр только что объявила, что беременна. Байрон, чувствуя соперничество и чувствительный к малейшей критике, все более явно выражал свое отношение к сильным и интеллектуально развитым женщинам. Перси был взвинчен. В ночь на 18 июня все эти факторы стали причиной тому, что встреча вышла из-под контроля и разговоры о призраках превратились в неожиданную схватку: «очарованье ужаса и пытки[2]», как назвал это Шелли в своем стихотворении «Медуза Леонардо да Винчи, находящаяся во Флорентийской галерее» (1819). Полидори отметил:
18 июня… Шелли и все остальные здесь… Начал свой рассказ о привидениях после чая. В двенадцать часов разговор принял действительно призрачный поворот. Л.Б. зачитал несколько строк из «Кристабель» Кольриджа о груди ведьмы, наступила тишина, и Шелли внезапно вскрикнул, схватился руками за голову и выбежал из комнаты со свечой. Плеснули ему в лицо водой, а после дали эфир. Он смотрел на миссис Ш. и вдруг подумал о женщине, о которой слышал, что у нее были глаза вместо сосков и это, завладев его разумом, привело его в ужас. Он женился, и его другу понравилась его жена, он старался сделать так, чтобы и она полюбила того в ответ. Он окружен друзьями, которые питаются за его счет и воспринимают его как личного банкира. Однажды, при аренде дома, его хотели заставить заплатить больше и пытались запугать, а в конце концов бросили вызов. Шелли отказался и был сбит с ног, хладнокровно сказал, что это не принесет успеха, и снова был сбит с ног…
Вот строки из «Кристабели» Кольриджа (1797), которые довели Шелли до крайности и заставили его с воплем выбежать из комнаты:
Ужасающий образ из драматической поэмы о любви между женщинами, смешавшийся с фантазией, которая уже была в его голове, Перси Шелли спроецировал на «миссис Ш.» (Мэри Годвин).
В прошлом году Мэри сообщила ему, что концепция Кольриджа об «отвратительной, деформированной» груди изначально была более конкретной: «два глаза на груди». Образ, очевидно, «закрепился», как и следовало ожидать. И тогда Шелли схватился руками за голову, думая, наверно, что он сошел с ума, а затем закричал и выбежал из комнаты. Представить Мэри в образе гарпии – «отвратительной, уродливой и бледноликой» – было для него невыносимо. Что сама Мэри думала о подобной ассоциации, ни она сама, ни Полидори не записали. И почему Шелли вдруг вообразил ее «зрелищем, о котором можно мечтать, а не рассказывать», остается загадкой.