Ван Гог. Жизнь. Том 1. Том 2 - страница 69

Винсент называл их «девушками, полными любви».

В письме Тео, написанном в августе, Винсент беззастенчиво заявлял о своей новой жизни в Лондоне: «Душевная непорочность и телесная нечистота могут сосуществовать». Если он не в силах вернуть расположение родителей, то должен, по крайней мере, вернуть себе преданность брата. Что звучит убедительнее для молодого человека, чем соблазн сексуальной вседозволенности?

Винсент, несомненно, знал, что отец вел войну с темными ангелами Тео с тех самых пор, как тот в возрасте пятнадцати лет уехал из дома. Большой город, Брюссель, таит особые соблазны, предупреждал Дорус, но и перевод Тео в относительную безопасность Гааги (возможно, им и инициированный) не остановил идущий из Хелворта поток завуалированных наставлений. «Будь начеку», «не попади в беду», «старайся не прослыть повесой» – все это были отцовские предостережения об опасностях сексуальной распущенности. Когда неразделенная страсть заставила Тео отправиться на поиски доступных отношений в темные закоулки Гест, Винсент был тут как тут.

Если Дорус призывал к соблюдению приличий и воздержанию, Винсент проповедовал терпимость и плотские удовольствия. «Нужно выпустить зверя на волю», – объяснял он. Дорус посоветовал Тео купить календарь с цитатами из Библии и начинать каждое утро с соответствующего стиха – Винсент предлагал свои библейские уроки: «Вы судите по плоти; я не сужу никого»; «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень». Он призывал Тео твердо противостоять отцу («иметь собственное мнение») и вместо Христа цитировал Жюля Мишле, автора другого «евангелия» – книги «Любовь». Пока Дорус запугивал Тео зловещими картинами «отвратительных» и «диких нравов» больших городов, Винсент искушал его образами вроде «Маргариты у фонтана» Гёте – видением благообразной непорочности, беспомощной перед лицом страсти. («Ты видел „Маргариту у фонтана“ Ари Шеффера; можно ли представить себе существо более несчастное, чем эта девушка, полная любви?»)

В поистине дьявольской борьбе за душу Фауста – Тео Винсент использовал все доступные ему средства. Он отправлял брату гравюры, – вероятно, любимые им самим женские образы. Был здесь и портрет Камиля Коро (известного не только благодаря своим работам, но и своей любовнице). Из увиденного на Салоне в письмах брату Винсент отметил крестьянских девушек Жюля Бретона, танцующих вокруг костра в исступлении чувственной невинности («Канун Святого Джона»), – культовую для своего времени картину, эталон дозволенного эротизма. Из представленного в Королевской академии художеств он особенно оценил элегантных дам и кавалеров Джеймса Тиссо, не удостоив малейшего упоминания скандал того года – «Очередь в ночлежный дом» Люка Филдса.

Что касается литературы, то тут к месту пришлись не только немецкие романтики, вроде Гёте и Гейне (который, как известно, состоял в связи с девушкой низкого происхождения), но и французские авторы: Шарль де Сент-Бёв, в сонетах которого благоговение перед природой переплеталось с похотливыми мечтами об идеале женской красоты; Арман Сильвестр, который в описании крестьянских женщин говорил, что «души их глубоки, как море», а «блузы обтягивают грудь»; романист Эмиль Сувестр, певец несчастной любви («В этом году мое сердце разбито, ибо та, которую я люблю, меня, увы, не полюбила»); и Альфред де Мюссе, само олицетворение романтической тоски, – не менее чем литературными свершениями он прославился пылким романом с Жорж Санд.