Так и есть, ещё за воротами был слышен истошный Петькин ор. Маша поднялась на крыльцо и отворила дверь. Комната, которая служила гостиной и кухней, была полна народу: за столом сидели отец и свёкор, а мама со свекровью хлопотали вокруг Петьки, которого держал на руках… Алексей. Когда она вошла, все разом замолчали – кроме Петьки, разумеется. Маша коротко поздоровалась и направилась к сыну. Стараясь не смотреть на мужа, она взяла ребёнка и удалилась с ним в спальню, плотно прикрыв за собой дверь.
Петька взял грудь и затих. Было тихо и за дверью. Потом дверь скрипнула и в спальню проскользнула Вера.
– Верочка, что? Иди сюда, – Маша похлопала по покрывалу рядом с собой. Верка взобралась на кровать и просунула голову под материну свободную руку. Маша, обессиленная, обняла дочку. Если бы можно было вот так сидеть со своими детьми в этой тихой и тёплой комнате долго-долго, и ничего не решать, и чтобы все оставили её в покое…
За дверью послышались негромкие голоса – словно покойник в доме, подумала Маша. Потом хлопнула печная заслонка, зазвенела посуда: мама накрывает на стол. Свекровь сказала: «Давайте я». Отворилась и закрылась входная дверь, голоса отца и свёкра переместились во двор – папа вышел покурить. Алексея слышно не было.
Петька забеспокоился, закряхтел, Маша переложила его на другую сторону, подняла глаза и… увидела Алексея. Оставив тапки у двери, он тихо ступал в носках по дощатому полу и был уже на середине комнаты, когда, наткнувшись на Машин взгляд, остановился. Спросил:
– Можно?
Маша усмехнулась: как будто это она его поколачивает, а не наоборот! Алексей подошёл, погладил кончиками пальцев хохолок на Петькиной макушке.
– Он поправился. И подрос.
Маша отвернулась и уставилась в окно. По тому, как прогнулась кроватная сетка, поняла: муж сел рядом, по другую сторону от Веры. Петька уже насытился и засопел, но она не спешила отнимать его от груди. Верка сползла на пол, вытащила из-под кровати эмалированный, Машин ещё, горшок, спустила штанишки и уселась, переводя взгляд с матери на отца и обратно. Потом, повернувшись к ним голой попкой, накрыла горшок крышкой и, натягивая колготки, сказала:
– Я кушать хочу!
– Ступай к бабушке, скажи, я сейчас приду, – ответила Маша.
Когда она вышла, Алексей сказал:
– Мне плохо без вас, Маша! Очень плохо.
– Колотить некого?
– Я… – он сглотнул. – Я сволочь. Мерзавец. Наверное, я не заслуживаю прощения. И я тебя не стою. Но…
Маша обещала подумать.
За столом сидели порознь. Мать не ударила лицом в грязь, и на столе было всё, чем богата обычная работящая семья в это скудное время: разнообразные соленья, варёная молодая картошка со свежей зеленью, салат из своей, прямо с грядки, редиски в сметане, розовое сало. Ради такого дела Игорь Семёныч отлучился к машине и вернулся с двумя бутылками водки, но пили мало: сам он за рулём, Маша кормит, а отец её вообще не любитель. Наталья Леонидовна, мать и Алексей пригубили по стопке, тем дело и кончилось. За столом, как это бывает в таких случаях, разговор шёл натужно оживлённый, все как сговорились не дать тишине ни единого шанса, словно в паузу может проникнуть что-то непоправимое. Говорили старшие – о садово-огородных делах, о Перестройке и растущих ценах, о видах на будущее – тщательно обходя только то, что было целью этого внезапного приезда. Алексей, уставясь в свою тарелку, энергично жевал и только изредка бросал робкие взгляды на жену. Однако день начал клониться к вечеру и, чтобы не ехать в ночь, гостям надо было трогаться в обратный путь. Мать, глянув на отца, робко предложила им остаться переночевать, но он промолчал, да и гости идею не поддержали – засобирались. Наталья Леонидовна, помогая хозяйке убирать со стола, выразительно глянула на мужа, и тот поставил вопрос ребром:
