Фон Колер едва заметно вздрогнул. Прервавший его заключенный лишь едва улыбнулся, блеснув яркого, ультрамаринового цвета глазами:
– Всегда мечтал вам об этом сказать.
С незнакомцем, кстати, я был согласен. Барон в своих лекциях страдал… не то чтобы излишним словоблудием, но он не передавал знания окружающим, а, скорее, разговаривал сам с собой, получая истинное удовольствие от процесса.
– Уж простите, когда, если не сейчас, – извиняющимся жестом развел руками пленник.
– Эх, Сережа, Сережа, – с искренним, как мне показалось, сожалением вздохнул фон Колер, – если бы ты уделял моим лекциям больше внимания, не оказался бы сейчас здесь.
Пленник в этот раз промолчал. Он подтверждающе пожал плечами, а после опустил взгляд и принял равнодушный вид.
Эмоции чужих людей я безошибочно чувствовал, когда они были направлены именно на меня. Сейчас же незнакомец даже не обращал на меня внимания, но при этом я уже явственно ощущал окутывающую его ауру безнадежной тоски.
– Вам решать, Алексей Петрович, – вдруг обернулся ко мне барон. – Как популярно по последней моде в кругах молодежи, спрошу: правда или действие?
Мустафа, княгиня, Демидов – все, кто был в курсе моей личности, называли меня Артуром. И только фон Колер при отсутствии лишних ушей продолжал именовать меня на «вы», обращаясь «Алексей Петрович». Подчеркивая наше – пусть и не гарантированное, будущее сословное равенство.
Пока я мельком подумал об этом, ощутил, что после слов барона невозмутимый на вид пленник вдруг преисполнился отчаянной надеждой. Его чувства были настолько сильны, что я не выдержал.
– Давайте перейдем к действию, а правду оставим на потом.
– Уверены, Алексей Петрович?
То, что находящийся в камере пленник обречен, сомнений у меня не вызывало. Как и то, что именно его жизнь послужит средством для создания слепка души на мне – подобного тому, что спас мне жизнь совсем недавно. И я просто не смогу со всем вниманием слушать профессора, ощущая рядом чужой страх смерти.
– Уверен.
– Ваш выбор, – даже, как мне показалось, с уважением покивал фон Колер. – Ну-с, начнем.
А вот после последней его фразы я напрягся. Барон покивал с уважением, но это было похоже на уважение перед слабоумием и отвагой.
Неожиданно воспрянувший духом пленник поднял взгляд и, несмело улыбнувшись, легким шагом подошел к барону. Белый мужчина, не старше тридцати – уже внимательно осмотрел я его. Одет так, словно только прибыл с великосветского приема, – только пиджака и галстука не хватает. Мельком глянув на запонки и часы, я мысленно прикинул стоимость. Неплохо.
– На Петра как похож, – впервые глянул на меня незнакомец. Он хотел было что-то спросить у барона, но фон Колер взглядом заставил его замолчать.
– Прощай, Сережа, – мягко проговорил Максимилиан Иванович.
– Прощайте, Максимилиан Иванович, – склонил голову пленник.
Барон шагнул вперед и, взявшись за воротник рубашки, резким жестом дернул ткань в стороны, так что по полу покатилось несколько пуговиц. Фон Колер, не снимая полностью рубашку с обреченного, просто разведя отвороты, положил ладони на плечи пленнику и оглянулся на меня.
– Сюда встаньте, Алексей Петрович, – показал барон взглядом место поодаль чуть в стороне от себя, по правую руку. – Опуститесь на одно колено, подбородок вверх. Вот так, постарайтесь не шевелиться.
«Дышать-то можно?»
– Дышать можно.
«Я это вслух сказал?»
– Помолчи… те, пожалуйста, – раздраженно буркнул фон Колер, отворачиваясь. Хорошо, что отвернулся – потому что лицо у меня застыло в глуповатом, надо сказать, выражении.
