Лес закончился неожиданно. Узкая дорога оборвалась за очередным поворотом, и взору Давыдова предстало поразительное зрелище.
Автомобиль замер на краю громадной чаши с пологими краями, заросшими травой, которую периодически косили. С четырех сторон вниз вели не слишком широкие каменные ступени – когда-то белые, а теперь посеревшие и растрескавшиеся. На дне чаши стояла деревянная церковь. Теперь Андрей понял, почему ее не было видно с реки, когда подъезжаешь к острову: высокое здание находилось в глубокой низине.
– Необычно, – проговорил Андрей. – Я думал, церкви на холмах строят или на ровной поверхности, а тут храм… – Он хотел сказать: «В яме стоит», но промолчал, боясь задеть религиозные чувства бабы Лиды.
– Особенная она у нас, – ответствовала женщина. – Ни к чему ей выпячиваться, на горку забираться. Красавица наша!
Спорить глупо, зрелище было величественным. Глядя на храм вот так, с холма, можно было, не запрокидывая голову, внимательно рассмотреть строение со всех сторон.
Андрей припарковал машину на площадке, где посетители обычно, судя по всему, оставляли автомобили. Все вышли из салона и направились к ближайшей лестнице.
Баба Лида наконец умолкла, уйдя в свои мысли, Клара бережно вела дочь за руку, чтобы та не оступилась.
Необычность церкви не исчерпывалась местоположением. Она напоминала, скорее, католический храм, нежели православный, круглой маковки не было, вместо нее – остроконечный «шатер». Вероятно, это какой-то образец деревянного зодчества, Давыдов в таких вещах не разбирался.
Спустившись вниз, маленькая компания прошла по выложенной гладкими серо-бежевыми камнями площадке, напоминающей мостовую.
– Осторожно, скользко после дождя! – произнес женский голос.
Андрей обернулся и увидел старуху в платке и дождевике.
– Добрый день, Марья, – поздоровалась баба Лида. – Это внучка моя, Клара. И дочка ее, хворая она. Не говорит, не слышит. Приехали, теперь на «Варварке» жить станут. А это…
Она не успела отрекомендовать Давыдова, он назвался сам. Сказал, что переехал на Варварин остров.
У Марьи был острый взгляд и крючковатый нос. Лицо на удивление гладкое, но все равно видно, что она старше бабы Лиды.
– Добро пожаловать, – сказала Марья. – Я вроде сторожихи. Убираю, траву кошу, полы мою. Вон там живу. – Она указала на небольшой аккуратный домик, что притулился неподалеку от церкви. Андрей поначалу его и не заметил. – Вы проходите, проходите.
Баба Лида открыла дверь храма, вошла внутрь. Давыдов замешкался: идти ли? Его отношения с богом были весьма неустойчивыми. Родители окрестили сына и дочь в младенчестве, он помнил наизусть «Отче наш» и «Богородицу»; в доме праздновали Пасху и Рождество, но это было скорее данью традиции, нежели важной составляющей частью истинной веры.
Андрей не мог сказать, что ощущал особую благодать в храме, не испытывал потребности исповедаться или принять причастие. Однако в трудные минуты, повинуясь порыву, несколько раз заходил в церковь, покупал и ставил перед иконами свечки, пытался просить о заступничестве.
Получал ли поддержку?
Слышал ли его Господь (если, конечно, допустить, что он существует)?
Ни разу не было, чтобы после вознесения молитвы что-то в жизни резко менялось к лучшему, происходило чудо. Но, с другой стороны, возможно, Андрея избавляли от несчастий и провалов, которые случились бы, не обратись он за помощью к высшим силам.
