Киваю. Одно дело сделано. Забота о Шорши на такой опасной территории требует особой осторожности. Последнее, чего я хочу, – чтобы она столкнулась со снежной кошкой возле ее логова или, что еще хуже, со стаей охотящихся метлаков. Я должен тщательно оберегать ее и не выпускать из виду. Это будет означать медленную охоту и еще более медленное возвращение в племенные пещеры, но я готов сделать все, что потребуется.
– Пойдем, – говорю я Шорши, подвешивая добычу к поясу, чтобы мясо могло замерзнуть на холоде и быть съеденным позже. Подаю ей руку, помогая слезть со скалы. Она забирается мне на спину, и я снова понимаю, какая она маленькая и хрупкая, почти ничего не весит. Это нехорошо. Даже самый худощавый из моих товарищей по племени может сломать ее, как веточку. Это пробуждает во мне защитный инстинкт, и я борюсь с желанием зарычать при этой мысли.
Шорши будет в безопасности, чего бы это ни стоило.
Какое-то время мы бредем по снегу, и я рад видеть, что Шорши спокойно наблюдает за окружающим миром. Она не привлекает к нам внимания, не жалуется и не требует большего на своем странном языке, не задает вопросов, когда я отламываю ветку от ближайшего деревца и заметаю наши следы. Она молчаливый наблюдатель.
Но я все еще обеспокоен тем, что она не знает, как постоять за себя. Ее просьба разжечь огонь залегла в моем подсознании и беспокоит меня. Я нахожу незамерзший ручей, подогреваемый землей. Несмотря на запах гнили, вкус воды будет достаточно приятным, а тепло благотворно подействует на уставшие мышцы. К тому же это послужит проверкой для моей Шорши. Некоторые вещи о дикой природе знает даже ребенок, но, я боюсь, ей они неизвестны.
И действительно, она доверчиво бежит к ручью, подходит слишком близко. Все понятно. Хватаю ее за руку, и она вскрикивает от боли.
Я мгновенно смущаюсь собственной силы.
– Шорши?
Если я причинил боль своей половинке, я себя возненавижу. Мое кхуйи, кажется, пошатнулось в груди в знак согласия.
– Вс в прдке, – говорит она, тяжело дыша, затем морщится и протягивает руку. – Эт псле ктстрфы.
Беру ее маленькую ручку в свою, она доверчиво позволяет мне осмотреть ее. Рука в синяках, плоть распухла. Она ранена, а я даже не знал этого. Я злюсь на себя за то, что упустил нечто столь очевидное.
– Мне очень жаль, моя Шорши. Я больше не буду таким беспечным.
Отвожу ее от ручья и оглядываюсь в поисках чего-нибудь, чем можно было бы перевязать ей запястье. Похлопываю себя по одежде в поисках ненужного куска ткани, но Шорши смеется и качает головой. Она бормочет что-то и указывает на воду, как бы говоря, что хочет пить больше, чем возиться с рукой.
Ну хорошо, значит, я покажу ей, как пить. Оглядываюсь и нахожу сломанную палку возле дерева. Беру ее и делаю знак Шорши, чтобы она наблюдала. Затем подхожу как можно ближе и бросаю палку в воду.
Долгое время ничего не происходит, затем вода бурлит от внутренней активности. Шорши ахает, когда обитающая в воде рыба-клык нападает на палку. Ее удивление пугает меня. Наша местность небезопасна большую часть года, но даже маленькие дети знают, что вонючие теплые ручьи кишат опасными существами. Рыба-клык может содрать плоть с взрослого двисти в считаные секунды. Шорши погибла бы прежде, чем я успел моргнуть.
Эта мысль заставляет меня прижать ее к себе. Она дрожит и в ужасе придвигается ближе.
– Смотри, – говорю я ей.
