«Не в том дело, что он на смерть глянет, а в том, что смерть непременно глянет в ответ. А из простака от сего взгляда и дух вон».
«А из тебя – нет?»
«А из меня – нет. И из тебя нет».
«И с чего у нас такая стойкость?» – скептически осведомился Сергей. Он далеко не всегда мог понять: правду говорит ведун, шутит или очередной развесистой клюквой потчует.
«Мне сие по ряду дано. Ряд у меня с Той Стороной, а какой – тебе знать лишне. А ты хоть не ведун, а двоедушец. А сие значит: часть Нави в тебе. Свое своего не порушит… А может, и не от Нави та часть, – пробормотал Избор, будто вглядываясь во что-то за спиной Сергея. – Очень может быть, что не от Нави…»
«А от чего тогда? – спросил Сергей, весьма заинтригованный. – Что есть с той стороны, кроме Нави?»
«Много чего. – Ведун помахал растопыренной пятерней. – Столько, что и не счесть».
«Ну хоть что-то, – не отставал Сергей. – Что, например?»
«Например, Ирий», – сказал Избор.
Как интересно.
«А Ирий – это что?»
«То тебе лучше знать!» – отрезал ведун.
«Это почему же?» – удивился Сергей.
«А потому, что я там не был, а ты… – Избор ткнул Сергея в лоб твердым пальцем. – А ты – был».
А за девками они отправились на выселки, располагавшиеся от ведунового жилья километрах в четырех. Совсем рядом по местным меркам.
Глава 6. Секс, клады и княжеская гордость
Выселки – это от слова выселять. Выселять, впрочем, можно по-разному. Можно, к примеру, сына семейного отселить. Добром и с добром. Такие изгоями называются.
А неугодных выставить. Из рода. Или из общества. Такие именуются извергами. На этих выселках обитали именно такие. Изверги. Кому княжьим повелением запрещено жить в городских посадах, близ дорог и на иной «цивилизованной» территории. Убрали их с глаз долой лет двадцать назад. Еще при прежнем князе.
Почему?
Верят неправильно. Вернее, у них неправильный бог.
– Изверги они. Чужой человек рассветной стороны чужую веру принес, – пояснил Избор. – Научил их змею кланяться[4]. И не тому, что Кромку бережет, а другому, мелкому, который только девок портить мастак. Прячется у них в соромном месте и блудить побуждает.
– И на что такой бог годен? – удивился Сергей. – Девок портить и без него найдется кому. И баб таких, что на передок слабы, хватает. И в лес их вроде не гонят. Иную муж вожжами поучит, и только.
– Эти как раз не слабы, – хохотнул Избор. – Очень даже неслабы. Ну да сам узнаешь скоро. А извергли их поначалу не мы, а община новгородская. Это они бежали далеко. В самую чащу забрались, чтоб забыли о них и службы змею править не мешали. – Ведун ухмыльнулся. – И, заметь, не мешают. Потому что я рядом. Присматриваю.
– А ты, значит, не мешаешь?
– А я им помогаю. – Ведун изобразил жестом, как именно он это делает. – А что иной раз мешок зерна или еще чего прихвачу, так это справедливо. Моя это земля. На два поприща окрест моя. Так у нас со Стемидом уговорено.
Неплохой кусочек, однако. И даже, как выясняется, не совсем безлюдный.
– А что еще этот змей может? – спросил Сергей. – Кроме блудилища. Вот тот же Волох, например, тоже это самое поощряет, но к нему все же за другим ходят. Приплод умножить, богатство. Еще волоховы жрецы целить умеют. И повеселиться, – добавил Сергей, припомнив последнее посещение капища.
– Ихний змеюк, они говорят, тоже богатство дать может. Клады стережет. И открывает тому, кто глянется.
– Или той. – Сергей пнул заленившегося коня.
