Прекрасно сознавая, что топонимист из него, как из доярки балерина, он всё же предпринял некоторые действия, которые с большой натяжкой и весьма условно можно было бы обозвать исследованием. Единственным доступным ему методом научного изыскания был опрос местного населения. Из многочисленных разговоров на эту тему с самыми разными людьми он выяснил, что о каком-либо другом городе с таким же или схожим названием никто не слыхал. В первом приближении выходило, что этот Козельск, если историки ничего не напутали, и был тем самым, печально знаменитым, который, согласно древнерусским летописям, так досадил Батыю своим героическим сопротивлением, что тот буквально стёр его с лица земли.
Впрочем, город пока целёхонек, а занчит оставалась надежда, что время, в котором очутился Эрик, отстоит достаточно далеко от Батыева нашествия. Но и тут его ждало жестокое разочарование. Правда, выяснился сей безрадостный факт месяца этак через два. А до той поры Эрик то к одному, то к другому исподволь подступал с расспросами о событиях, происходивших в княжестве и окрест, надеясь таким путем прийти хоть к какой-то определенности. Увы. Нет, от разговора никто не уходил – случайные собеседники охотно рассказывали о приключившихся на их памяти катаклизмах: пожарах, морах, княжеских усобицах и прочем. Но самое большее, чего удалось добиться, – обрывочная информация типа: «О прошлом годе Клютома разлилась, так ить страсть, што творилось…», «Наскочили галичане. Савинки спалили чуть не дотла. Када? Да годов пять тому, кажись…» или «Давно уж, ищо при Мстиславе Святославиче, случился недород, каких дотоле не видывали. Сам-то я мальцом был, а матушка сказывала, едва не траву жрали…» Будь на месте Эрика специалист по истории Древней Руси, он бы и из таких незначительных деталей, возможно, и сделал бы какие-то выводы. Эрику же всё это ни о чем говорило, и он продолжал пребывать в неведении – даже с веком и то не мог толком определиться, не говоря уже о конкретной дате.
Не всё население города столь небрежно относилось к летоисчислению. Кое-кто, конечно же, был в курсе, к примеру, князь Иван Козельский и архиерей владыка Евсеевий. Почти наверняка к числу осведомлённых лиц принадлежал и воевода, но обращаться к кому-нибудь из них напрямую Эрик не решался, опасаясь спровоцировать всплеск подозрительности – с чего бы пришлому варягу такими очевидными вещами интересоваться? Чай, не с неба свалился, сам должон знать. И, как оказалось, интуитивно воздержавшись от проявления излишней любознательности, поступил совершенно правильно, потому что, даже получи он от кого-то из представителей власти ответ на свой вопрос, это только ещё больше всё запутало бы.
Текущая дата перестала быть для него загадкой совершенно случайно и без всяких усилий с его стороны. Только вот ясности от этого не прибавилось. Зато Эрик смог убедиться лишний раз, что знания – сила, и знаний в области истории ему катастрофически не хватает. Как-то за полдень, после трапезы, он задержался в опустевшей гридне, где никого, кроме Избора, больше не оставалось. Вошёл молодой дружинник и, приблизившись к воеводе, протянул свиток, пояснив кратко:
– От князя.
Судя по сломанной печати, сам князь с документом уже ознакомился и теперь прислал его воеводе, чтобы тот тоже прочёл послание. Избор взял пергамент и подошел к слюдяному оконцу. Развернув свиток и, отнеся его подальше от глаз, сощурился, силясь прочесть. Вот ведь, усмехнулся Эрик, сколько себя помню, только и слышу, что все проблемы со зрением от телевизора да от компьютера. Фигушки, господа офтальмологи. Здесь ни того, ни другого, а пресбиопия, голубушка, тоже процветает.
