– Волки! – с ужасом прошептал Саша.
– Держите палки наготове, – стиснув зубы, сказал Васёк. – Мы их сейчас…
– Нет! – испуганно остановил его Одинцов. – Куда ты? Надо домой!
– Домой, домой, – заторопился Саша. – Слышишь? Вой разрастался. Теперь уже казалось, что со всех сторон подкрадываются к мальчикам какието непонятные и страшные звери.
– Ничего, как-нибудь дорогу пробьём! – задыхаясь от волнения, сказал Васёк. – За мной, ребята!
Зорко вглядываясь в каждый бугорок, мальчики благополучно миновали сугробы и вышли в парк.
– Стойте! – Васёк поднял руку.
На пруду снова было таинственно и тихо.
– Тьфу! Что за чертовщина такая! Ребята, сознайтесь: кто испугался?
– Я, – улыбнулся Саша, зябко поводя плечами.
– И я, – сказал Одинцов.
– Ну и я, – сознался Васёк, – потому что не волк, не человек…
– А может, просто кошки? – предположил Одинцов.
Все трое засмеялись.
А на пруду, когда затихли голоса, под ветвями ели тихо вдвинулась туго накрахмаленная морозом простыня, блеснул огонёк, освещая глубину тёмной землянки, и высунулась голова Мазина. Белый холмик быстро-быстро пополз к старой ели.
– Ушли? – шёпотом спросил Мазин.
– Ушли, – ответил Петя Русаков, сбрасывая с себя белый халат.
Встряхивая золотистым чубом, Васёк, разгорячённый впечатлениями дня, рассказывал отцу:
– Мы с Митей в лес ездили, далеко-далеко… а потом ещё с ребятами на пруд ходили.
– То-то я тебя еле дождался. Хотел разыскивать.
– А на пруду, папа, такая луна, громадная, и свет от неё… Нам даже показалось, что снег движется. Да ещё как завоет кто-то, – засмеялся Васёк, – мы даже испугались немножко.
– Вот и хорошо, что испугались. Не будете лазить где не надо, – хмуро сказал отец. Он был чем-то озабочен.
– Да ты что, папа, чудной какой-то сегодня? – удивился Васёк.
– Чудной не чудной, а… – Павел Васильевич замялся, постучал пальцами по столу и строго сказал: – К нам тётя Дуня едет.
– Едет? – переспросил Васёк, не зная, радоваться ему или печалиться.
Тётю Дуню – сестру отца – он никогда не видел. Она жила под Москвой на какой-то маленькой станции.
Павел Васильевич ожидал, что сын будет протестовать против приезда тётки, и приготовился к серьёзному отпору, но Васёк только спросил:
– А весёлая она?
– Да как тебе сказать… особенного веселья я что-то у неё не замечал. Женщина старая, одинокая, хозяйка, а мы с тобой, можно сказать, холостяки. Где зашить, где пришить требуется, а то и сготовить чего.
– Каша у тебя пригорелая получается, – задумчиво сказал Васёк.
– Вот-вот, – обрадовался отец, – самое тёткино дело – кашу варить.
– Не хочу я тётки. Нам и вдвоём хорошо, – вдруг решительно заявил Васёк.
– Хорошо-то хорошо, а с хозяйством мне всё равно не сладить… Да, ещё вот какая новость у меня, сынок…
Павел Васильевич почувствовал себя совершенно несчастным: ему предстояло ещё раз огорчить Васька.
– Я, Рыжик, недельки на три в Харьков уеду. В тамошнее депо командируют меня. – Он тяжело вздохнул. – Значит, тут без тётки никак не обойтись, сынок.
Васёк молчал. Ему было уже не до тётки.
– А когда ты уедешь? – тихо спросил он.
– Когда уеду? Ну, это ещё не так скоро. Ты об этом не думай сейчас.
Васёк тряхнул головой.
– Не скоро? Ну и ладно! А тётка пускай живёт. Мне до неё никакого дела нет, – решил он.
Утром к Ваську забежал Одинцов. Павел Васильевич ушёл на работу. Васёк завтракал, густо намазывая маслом белый хлеб.
– Новость! – закричал с порога Одинцов. – У нас новый учитель будет после каникул. Мария Михайловна совсем ушла.
