— Да не стой же ты столбом! — Она бесцеремонно отбросила свою ношу и принялась стаскивать с меня мокрое платье. — Не знаю, как Ширант, а Арант особым терпением не отличается. Надоест ему ждать — вытащит тебя в том виде, в каком будешь!
— Что, даже голой из ванны?
Я испуганно у ставилась на ведьмочку, а она рассмеялась:
— Ну ты и придумала! Нет, Арант, конечно, нетерпеливый, но не до такой степени. А еще он воспитанный. И не позволит себе вламываться в комнату к неодетой девушке. — Рыженькая мне подмигнула. — Но все же испытывать степень его воспитанности не стоит. А то я могу оскорбиться.
Заторможено кивнув в знак согласия, я механически поинтересовалась:
— Ага. А ты у нас кто?
Рыженькая округлила глаза:
— Мина. Невеста Аранта. Так, хватит уже мерзнуть! Марш под горячий душ!
Она почти насильно впихнула меня под горячие струи и, переложив поближе ко мне и поудобнее полотенце, крикнула:
— Согрейся, как следует! Платье надевать не торопись! Никто, кроме меня, сюда не войдет. Я пока схожу, заставлю мальчиков озаботиться согревающим чаем. Арант тоже основательно промок и может простудиться.
Дверь за ней закрылась, а я осталась под горячими струями душа обдумывать все произошедшее со мной. И началось все это отнюдь не с моим входом в портал…
— …ай-ай-ай! Мне же больно! Прекрасная леди, вы мне оторвете ухо! А чем же я в таком случае буду слушать молитвы Пресвятой Бригитте?
Меня так часто таскали за уши, что они уже давным-давно должны были стать такими же тонкими и удлиненными, как у той прекрасной златовласой стервы, которая исхитрилась поймать меня за руку именно в тот момент, когда я торопливо перерезала застежки ее кошелька.
— Тебе, дрянь, никакие молитвы уже не помогут! Как ты посмела коснуться дочери Вечного леса, грязная тварь?
Я постаралась скроить мордашку пожалостливее, чему немало способствовали ручьями бегущие по лицу слезы:
— А вы дочь? Ой, простите, не признала вот так сразу! А то ведь, знаете, кушать хочется так, что глаза плохо видят, а руки сами тянуться к тому, что съедобно!
Эльфийка скривилась, разом став из красавицы жуткой кикиморой:
— Что ты мне тут втираешь, мерзавка? Это мой кошель-то съедобный?
Мне захотелось надавать себе оплеух за глупость, но уже ничего поделать нельзя было, слово давно улетело. К тому же, здорово отвлекала боль в выкрученном ухе. Приплясывая на месте, я принялась безбожно врать в попытке выкрутиться:
— А как же! Он такой же круглый и зелененький! Как яблочко в приютском саду!
Эльфийка неожиданно скривилась:
— Вот тупая свинья! Только о еде и способна думать! Пошла отсюда, пока я добрая!
Я не могла поверить своему счастью. Неужели остроухая гадина мне поверила? Как оказалось, я правильно делала, что не верила. В последний момент кроткая дочь леса передумала выпускать мое многострадальное ухо из своих нежных пальчиков. И наоборот, выкрутила его еще сильней:
— А впрочем, погоди! — Она, прищурившись, оглядела меня с ног до головы: — Есть, говоришь, хочешь?
Я только жалобно шмыгнула носом в ответ. Причем, притворяться мне уже было не нужно. Я чувствовала, что еще немного и скачусь в самую настоящую позорную истерику. Подворовывать мне случалось и раньше. И ловили за руку меня не впервой. Но обычно после первых жалостливых завываний меня отпускали, нередко сунув в руки калач, булку с маком или простых пирожков. Метод работал безотказно. До этой минуты.
