Ваши благородия, господа вандалы - страница 2

Ну вот, у меня снова начинается паника, нужно взять себя в руки, в сущности я выполнил приказ графа, но увы не в полной мере, подумал Серж и унял дрожь в ногах. Завершив чтение, судья взял листок со стола и, начав обмахиваться им словно веером, бросил на Сержа оценивающий взгляд.

–Вы офицер?

–К вашим услугам, господин судья.

–К моим услугам? Ну это вряд ли. Знаете, о чем говорится в третьей статье уложений российской империи?

–Я юрист по образованию.

–Принимали ли вы участие в войне? Если да, то в каких войсках и под чьим командованием?

–Я был военным судьей и возглавлял трибунал.

–Многих осудили?

–Были случаи дезертирства.

–Неужели среди офицеров?

–Нет, солдаты или, если угодно, можно их называть крестьянами. Отчасти помещики и дворяне – офицеры, желающие подзаработать на грабежах в оккупированных войсками узурпатора русских землях. Наполеон пообещал крестьянам землю их помещиков и свободу от крепостного рабства, а те и поверили. Помещики и дворяне, что остались на оккупированной территории, прислуживали офицерам французских войск, но все же помогали русской армии, в меру своих возможностей, в войне с узурпатором, но некоторые переходили к ним на службу, предав родину и императора.

Судья вышел из-за стола и стал рассматривать Сержа со всех сторон, сопровождая косые взгляды ехидным хмыканьем.

–Расскажите какой ни будь показательный случай из своей боевой судьбы.

–Однажды за выпивкой я пожаловался, вот ведь другим дают награды, а я выполняю нелегкую службу и воюю с самого с самого что ни на есть начала войны, одних только смертных приговоров исполнил больше сотни, а никакой награды не получил. На передовой, убей ты противника, получишь крест или орден, а я разве убиваю не врагов отечества? От меня еще никто не смог убежать и нареканий за свою службу я не имел. Трибунал – это приговор со следствием, как без него, но без всякой обязательной по закону положенной защиты и без всяких состязаний во время судебного разбирательства между защитой и обвинением.

Приговор, как говорится окончательный и обжалованию не подлежит – этот венец правосудия и я прочел его не над одним солдатом, потерявшим веру и в своих, и в французов.

–Вот война закончится и что дальше? –спрашивал меня мужичек с почерневшим от дыма лицом, осужденный на смерть, -придется вернуться к барину, а как иначе? А он до войны с нас три шкуры сдирал и голодом морил, хуже скотины жили. Теперь же, когда его француз пожег, так и вовсе со свету сживет.

–Ты перешел на службу узурпатору, потому как веришь, что он сделает тебя свободным и богатым?

–Он обещал землю и волю.

–И веришь?

–Нет, не верю, но очень хочу. Наш царь даже на обещания не решился.

Потом таких, как этот мужик, потерявших человеческий облик от страха, отупевших от безысходности, со связанными за спиной руками и смешком на голове, я привязывал к столбу или просто ставил перед канавой и, по изменникам царю и отечеству, пли. Я не задумывался по чьей вине погибают эти мужики, просто исполнял свою службу и приближал разгром французов. На могилах таких солдат нет православных крестов или колышков, только ровная невспаханная земля или болото. Я всегда говорил солдатам расстрельной команды: «Чего их жалеть, пусть они сами себя пожалеют. Враги они и достойны казни. Не гневи Бога, не трусь и не предавай, неси свой крест с достоинством и раб ты или барин, будь верным сыном своей родины – защити ее.