Вата - страница 6

Справившись с волнением, гостья продолжала:

– Прости, но я пришла к тебе не за этими словами, Марк. Нашего прошлого уже не вернуть… (Вон там на обоях какой-то небольшой рисунок, тостер красивого стального цвета, на холодильнике одна-единственная бумажка со списком…) Наверное, я все-таки жалею, что не решилась довериться тебе (пять, шесть, семь…). Я боялась потерять себя, не хотела быть твоим очередным трофеем, а в итоге я потеряла тебя. Но ты уехал тогда не один, ты как будто меня забрал с собой. Пожалуйста, Марк, пожалуйста, отпусти уже меня, три с половиной года прошло, мне надо выйти, я хочу вернуться к себе. Завтра твоя свадьба, это будет честно, если мы объяснимся и попрощаемся навсегда сейчас, сегодня, – шумно выдохнула она.

– Ты же всегда был специалистом по правильным поступкам, – добавила гостья просто, чтобы отсрочить неминуемую, невыносимую тишину между ними.

– А ты быстро учишься, – неожиданно громко усмехнулся Марк и остановился на некотором отдалении от нее, прямо напротив. В глазах его горели опасные стальные огоньки, а на губах играла ироничная улыбка. – Отпустить просишь? Ну хорошо, иди, отпускаю.

Эта внезапная перемена явно была неожиданной для нее. Она резко подняла взгляд, недоверчиво прищурилась. В ее глазах Марк без усилий прочитал облегчение, неловкий страх, решимость и, что это… неужели разочарование? На один краткий миг спрятавшееся в самых дальних уголках этих бархатных глаз.

Осознав, наконец, что пауза двусмысленно затягивается, она смутилась, неловко махнула ему и сделала шаг к двери. Но дойти не успела, что-то резко схватило ее за запястье – конечно, Марк. Своей сильной рукой, на которой сейчас все вены натянулись до предела.

– С ума сошла? Шучу, – только и сказал он, притянул ее к себе и порывисто обнял.

Это давно забытое ощущение его близости обрушилось так внезапно, что она не успела даже вскрикнуть, удивиться, испугаться. Марк сильно сжал ее в объятиях, жадно вдыхая запах ее тела. Сопротивляться было бесполезно, и она отдалась во власть всепоглощающей, рыданиями подступающей к горлу страсти.

Они поцеловались так, как только могут целовать друг друга любовники после трех лет мучительной, немой, изнывающей от боли любви. Это было словно сбывшейся мечтой: снова чувствовать кожей любимое тело, скользить обжигающими губами по бархатистому лицу, слышать прерывистое дыхание, такое страстное, такое тяжелое, что, кажется, на следующий вдох просто не хватит кислорода.

Он прижал ее к себе, и эта дурацкая рубашка стала ему невыносима, хоть и очень нравилась, особенно на ней. Но сейчас мешала ему наслаждаться ее телом, отдаваться ей целиком. Марк резко дернул ткань и услышал, как по полу покатились аккуратные белые пуговички: теперь в ней точно не жениться.

Одним прыжком она оказалась на нем, он прижал ее к стене. Горячими руками до судорог вонзился в ее бедра. Он хочет, чтобы сейчас ей было больно, также больно, как ему было все это время. Но это лишь сильнее возбуждает ее, эту сумасшедшую, неистовую, роковую его любовь. Она кричит: от боли и наслаждения. И этот ее глухой крик, который он любит больше всех звуков на земле, просто разрывает на части все у него внутри. А ведь он думал, что ничего уже не заставит хотеть ее сильнее, сильнее, чем он хотел ее все эти три года, сильнее, чем хотел, когда увидел сегодня на лестничной клетке, сильнее, чем хочет сейчас, когда ее тело плавится в его сильных руках. Он чувствует, что уже не контролирует себя, не осознает, где он и кто он вообще? Он – первобытный инстинкт, он обнаженный нерв, он где-то в абсолютном космосе сейчас.