– Прогульщик… Ты поел?
– Нет, не хочу. Я бутерброд в школе ел.
Мать представила мне гостя:
– Это Александр Игоревич, сотрудник с нашей работы. Мы должны пойти в больницу и проведать одну заболевшую женщину, нашу работницу, – уверенным тоном продолжала мне говорить мать, повернувшись в сторону мужчины. – Заходите, заходите Александр Игоревич. Наш прогульщик начеку, – наконец улыбнулась она.
– Я не прогульщик! – резко ответил я. – Тебе там письмецо пришло.
– Да ну!.. Александр Игоревич, проходите в зал, – сказала мать гостю, а мне добавила: – Включи лучше гостю телевизор. Я пока на кухню, поставлю цветы и чай приготовлю.
Я включил телевизор. Шло довоенное черно-белое кино. Гость расположился в кресле и уставился в телевизор, а я взял в руки письмо и все крутил его в руках. В комнату вошла мать с букетом роз в вазе, не обращая на меня никакого внимания.
– Сейчас попьем чаю и пойдем… Поедем в больницу, а то наша Маша после тяжелой операции нуждается во внимании.
Молчаливый улыбчивый гость кивнул. Я незаметно ухмыльнулся. Чаепития в большой комнате бывали по большим праздникам. «Значит, поход в больницу к какой-то Маше тоже большой праздник», – подумал тогда я.
Мать снова ушла на кухню и вернулась с подносом. Гость достал из своего пакета коробочку конфет.
– А тетя Маша не обидится? – спросил я, стараясь говорить как можно наивнее.
Мать резко взглянула в мою сторону.
– Это не последняя, – подал голос Александр Игоревич и улыбнулся.
– А тебе вот, письмецо. – Подходя к столу, я протянул матери конверт. Она же подала мне чашку чая.
– Хм, а я-то думала, что это твоя очередная шуточка.
– Это не шуточка. Это письмо.
Тень тревоги мелькнула в ее глазах, когда я повернул конверт лицевой стороной и она увидела написанное заглавными буквами: «МАРИНЕ».
– Ну, ладно. Давай! – Она встала. Нерешительно покрутила конверт в руках.
– Вообще-то, я думал, что это ты бабушке написала. Даже на работу тебе позвонил, а там сказали, что ты ушла. – Осмелев, я пытался объяснить свои действия.
– Да? – Мать направилась почему-то в коридор.
– Да.
– Вы пейте…
Я придвинул к себе блюдце с чашкой, потянулся за конфетой. Мне уже по-настоящему захотелось есть. Я слышал, как она разорвала конверт. Потом одновременно раздались стон и стук. Резко повернувшись, я увидел мать, сидящую на тумбочке для обуви. В руках она держала лист бумаги. Лицо ее побелело. Мы с гостем бросились к ней. На наши вопросы она не отвечала, но и письмо, сложенное вдвое, из рук не выпускала. Я принес ей чаю. Она продолжала сидеть, не двигаясь, упираясь головой в стену. Глаза ее уставились на букет роз и не двигались, только моргали. Через некоторое время она глубоко вздохнула и глухо сказала:
– Саш, дай воды!
Гость взял из моих рук чашку с чаем и поднес к ее губам. Она глотнула.
– Вот. – Мать протянула ему сложенный листок, а потом, резко опустив руку, тихо попросила: – Отведите меня в комнату. Кружится как-то все.
Мужчина ловко подхватил ее за плечи и за талию и помог пройти в комнату, к дивану. Мать резко легла на диван, свесив ноги. Через некоторое время она обратилась ко мне:
– Иди к себе.
Я пошел в свою комнату, оставив дверь открытой. Слышались только глубокие вздохи матери. Вскоре она позвала меня:
– Сходи к бабушке. Покушай у нее. А потом… Потом я, наверное, приду к ней. Попозже…
По напряженному лицу гостя было ясно, что он тоже прочитал.
